Глаза дракона

Коронация шла своим чередом. Слуги Томаса (у него по молодости еще не было своего дворецкого) одели его в наряд из черного бархата, усыпанного драгоценными камнями (Все мое, подумал Томас с нарастающим восхищением. Теперь все это мое), и в высокие черные сапоги из самой лучшей кожи. Когда ровно в половине двенадцатого появился Флегг и сказал: «Пора, мой король», – Томас уже нервничал гораздо меньше. Успокаивающее сработало на славу.

– Возьми меня за руку, – сказал он, – а то я могу споткнуться.

Флегг охотно выполнил эту просьбу. Так они и предстали перед придворными – Флегг вел юного короля под руку, будто тот был немощным старцем.

Они вместе вышли на залитую солнцем площадь.

Их встретил приветственный рев толпы, напоминавший гул волн, омывавших пустынные берега Восточного феода. Томас огляделся, изумленный таким шумом, и первой его мыслью было: Где же Питер? Это ведь его приветствуют! Потом он вспомнил… и почувствовал радость. Не только оттого, что его впервые так встречали, но и оттого, что Питер в своей башне – он знал это – тоже слышит эти крики.

Что теперь с того, что ты всегда учился лучше меня? – думал Томас, и эта мысль согревала его. Что с того? Ты сидишь в Игле, а я… я король! Что с того, что ты каждый вечер приносил ему бокал вина и…

Но при этой последней мысли его лоб залил липкий холодный пот, и он поспешно отогнал ее прочь.

Крики не смолкали, пока они с Флеггом шли по площади Иглы, а потом под аркой, образованной скрещенными мечами гвардейцев, которые снова надели парадные красные мундиры и волчьи шлемы. Томасу все это начинало нравиться. Он поднял руку в приветствии, и его подданные зашлись от восторга. Мужчины бросали вверх шляпы; женщины плакали. Воздух звенел криками: Король! Король! Да здравствует король! Да здравствует Томас Светоносный! Долгой жизни королю! Томас, еще мальчик, думал, что эти крики относятся к нему. Флегг, который, возможно, никогда не был мальчиком, знал, что они просто приветствуют возвращение обычной жизни – то, что снова откроются магазины, что угрюмые солдаты не будут ночью дежурить вокруг замка, что можно напиться пьяным без риска проснуться ночью от рева толпы и треска пламени. Не более и не менее. Томас тут не так важен.

Но Флегг видел, что Томас этого не знает.

И не узнает, пока не будет слишком поздно.

Сама церемония была короткой. Андерс Пейна, выглядевший на двадцать лет старше, чем неделю назад, произносил торжественные фразы, и Томас в нужных местах говорил да, нет и клянусь. В конце церемонии, проходившей в такой тишине, что громадная толпа отчетливо слышала каждое слово, на голову Томаса была возложена корона. Томас поглядел вверх – туда, где в гладкой каменной стене Иглы, на самом верху, чернело единственное окошко. Он не видел Питера, но надеялся, что Питер там, что он смотрит и кусает губы, как часто кусал губы сам Томас, – до крови, до белых шрамов.

Слышишь, Питер? – кричал он про себя. Слышишь, как они МЕНЯ приветствуют? Наконец, наконец-то они приветствуют МЕНЯ!

49

В свою первую королевскую ночь Томас Светоносный проснулся с выпученными глазами, зажав руками рот, чтобы сдержать крик. Он увидел страшный сон, еще хуже тех, что преследовали его после посещения Восточной башни.

Он снова прятался в потайном коридоре и шпионил за своим отцом. Это была ночь, когда отец напился и разговаривал с головами на стене. Но в этот раз он говорил нечто другое.

– Что ты уставился? – кричал во сне отец, обращаясь к голове дракона. – Он убил меня, и теперь твой брат осужден за это! Отвечай же, черт тебя побери! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь! Посмотри на меня!

Отец начал гореть. Лицо его обугливалось, дым полз из глаз, из носа, изо рта. Он корчился в агонии, и Томас видел, как горят его волосы.

Вино! – вспомнил он, проснувшись от ужаса. Флегг принес ему бокал вина! Все знали, что Питер по вечерам приносит ему вино, и подумали, что это Питер! Но тогда вино принес Флегг, чего он никогда раньше не делал. И отравил его тоже Флегг! Он сказал, что этот яд у него украли, но…

Он не мог думать дальше. Если он будет думать об этом…

– Он убьет меня, – прошептал Томас в ужасе.

Надо пойти к Пейне. Пейна его не любит.