Глаза Гейзенберга

– А ты уходишь от ответа? – не сдавалась Рут.

Инвик пожала плечами.

– В принципе, так же, как и вы. Просто нашим особям женского пола удаляют репродуктивные органы на самой ранней стадии развития. Потом приходится обращаться в центры размножения за разрешением – утомительная и нудная процедура. Но мы и без этих органов неплохо развлекаемся.

Она подошла и остановилась в шаге от кровати.

– Однако ваши мужчины, похоже, предпочитают наш вид, – съязвила Рут.

Врач вновь пожала плечами.

– О вкусах не спорят. У меня бывали любовники с вашей планеты. Некоторые достойные, другие так себе. Проблема в том, что вы слишком быстро увядаете.

– Но вы нами пользуетесь! Мы для вас развлечение!

– До некоторой степени, – согласилась Инвик. – Спрос то возрастает, то ослабевает.

– Тогда какого черта вы здесь торчите?

– Это прибыльно, – сказала Инвик, заметив, что дикарка немного отвлеклась. Чуть сопротивления, объект для отвода ненависти – и готово. Как же легко ими управлять!

– Значит, мы нравимся хемам? – продолжала Рут. – Вам нравятся наши истории?

– Вы – неиссякаемый источник сюжетов, – ответила Инвик. – И сами по себе способны создавать высокохудожественные материалы. С другой стороны, в этом одновременно и источник глубочайшего разочарования. Требуется уйма возни и деликатного обращения с аборигенами, чтобы записать нечто стоящее для наших зрителей. Искусство Фраффина в том и состоит, чтобы выявить и запечатлеть тончайшие нюансы, способные на время завладеть нашим вниманием.

– Какая мерзость, – прошипела Рут. – Вы не люди.

– Мы не смертные, – поправила Инвик и подумала: «Интересно, она уже беременна? Как она отреагирует, узнав, что носит в себе хема?»

– Однако вы от нас маскируетесь. – Рут указала на потолок. – Там, на поверхности.

– Когда нам выгодно, – сказала Инвик. – Да, сейчас нас просят скрываться, но так было не всегда. Раньше я открыто жила среди аборигенов.

Рут коробил равнодушный тон Инвик. Она знала, что обидеть хема нельзя, но не могла не попробовать.

– Ты лжешь, – заявила Рут.

– Возможно. Но скажу тебе, что я была богом Эа, нагоняющим смертельный ужас на захваченных в плен иудеев… в Шумере[27], давным-давно. Сеять среди вас религиозные предрассудки – вполне безобидная шалость.

– Ты притворялась богом? – содрогнулась Рут. Она не сомневалась в правдивости слов Инвик. Они были сказаны с такой беззаботностью, что явно не имели никакого значения для говорящей.

– Я еще в цирке уродцем работала, – ответила Инвик. – И во многих эпосах фигурировала. Порой мне нравится чувствовать себя частью древности.

Рут лишь качала головой, не в силах произнести ни слова.

– Тебе не понять, – продолжала Инвик. – Да и чему удивляться? Ведь это сугубо наша проблема. Когда будущее бесконечно, нет и древности. Ты навеки застреваешь в Вечно-Настоящем. Как только ты смиряешься с тем, что прошлое неважно, то и будущее теряет всякий смысл. И ты обречен. Кинокорабль спасает нас от такой участи.

– Вы… шпионите за нами ради…

– Вечное прошлое, вечное будущее, вечное настоящее… – Инвик наклонила голову вбок, смакуя сказанное. – Именно так. Ваша жизнь – как, впрочем, и вся история вашего рода – лишь краткая вспышка. Мы же благодаря вам обретаем ощущение древности… прошлого, которое имеет значение. Вот что вы нам даете, понимаешь?

Рут вновь покачала головой. Хотя отдельные слова она улавливала, общий смысл ускользал.

– Сеть Тиггиво этого дать не может, – говорила Инвик. – Такова, видимо, цена нашего бессмертия. Сеть связывает хемов в единый организм – я чувствую каждого из нас, миллиарды других хемов. Эта связь… старая, но не древняя.

Рут занервничала: пришелица плела неизвестно что. И все же беседа дала время успокоиться, прийти в себя, и Рут почувствовала, что внутри нее сформировалось ядро сопротивления – место, недоступное хемам… что бы они с ней ни делали. Она знала, что опять покорится Келекселу и что даже сейчас эта карлица каким-то образом подавляла ее волю. Но теперь у нее был стержень, ядро, которое росло и крепло, придавая смысл и силу ее непокорности.

– Как бы то ни было, – спохватилась Инвик, – я пришла тебя осмотреть.

И она встала вплотную к постели.

Рут глубоко и прерывисто вздохнула.

– Ты наблюдала за мной, – сказала она, – пока я сидела за пановидом. Келексел об этом знает?

Инвик замерла на месте. Откуда у этой тупой дикарки такая проницательность?

Ее замешательство не укрылось от Рут, которая не преминула им тут же воспользоваться:

– Ты разглагольствуешь о вечности и эпосах, но при этом не гнушаешься использовать ваш… как его… – она обвела рукой кинокорабль, – чтобы записать… убийство…

– Совершенно верно, – закивала Инвик. – А теперь ты скажешь мне, для чего я понадобилась Келекселу.

Хрустальные чешуйки над кроватью наполнили комнату голубым свечением. Рут чувствовала, как слабеет ее воля. Она замотала головой.

– Я не…

– Говори сейчас же! – Лицо пришелицы превратилось в маску чистого гнева, лысый череп отливал влажным серебром.

– Я… не… знаю, – прошептала Рут.