Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928

Схожую пассивность рабочие массы проявили и на выборах в Советы, т. е. там, где формально им отводилась ведущая роль. Анализируя ход избирательной кампании в Тамбовской губернии в 1925–1926 годах, инструктор ЦК указывал на чрезвычайно слабую, граничащую с отрывом «связь рабочей массы с Советами» [1173]. Руководство Ленинградского совета, подводя итоги перевыборов Ленсовета в 1926 году, стремилось доказать, что «общественно-политическая активность трудящихся направлена в сторону роста доверия к партии». Но уже на следующей странице отчета признавалось, что «на многих крупных заводах цеховые собрания за отсутствием кворума созывались по 2–3 раза <…> многие покидали собрания („Красный Путиловец“: котельный цех — из 500 ч[еловек] явилось 100, железнодорожный — из 550 ч[еловек] осталось до конца 80)» [1174]. Нам представляется, что все эти материалы достаточно убедительно подкрепляют вывод английского историка Д. Хоскинга, что в 1920‑х годах «большинство рабочих относилось к партии, как <…> части структуры власти, с которой они принуждены иметь дело», а «оппозиция не пользовалась широкой поддержкой рабочего класса» [1175].

В целом к концу 1920‑х в обстановке нарастающих экономических трудностей, прежде всего продовольственных, в рабочей среде усиливались антиправительственные настроения. Информационные сводки в 1927–1928 годах в различных местах фиксировали такие высказывания: «Вы заставляете нас работать как у Форда, а платите как в Китае» (завод имени Владимира Ильича в Москве), «Партия 10 лет ведет нас неизвестно куда» (Глуховская фабрика имени Ленина), «Нам не дают хлеба, а мы молчим, надо действовать всем вместе» (Омск), «Пора делать вторую революцию, свернуть башки коммунистам и восстановить настоящее рабочее правительство» (завод № 40, Казань) [1176].

Северо-Двинский губком отмечал разговоры рабочих о необходимости организации рабочей партии без коммунистов [1177]. Рабочий одного из заводов писал в газету «Правда»: «Говорят у нас ремонтные рабочие: слесаря, плотники и маляры — советская власть — власть коммунистов; коммунисты, что новые дворяне. Раньше правил капиталист, теперь — коммунист и спец. Нам от этого не легче». Н. Баранов из Ковровского уезда Владимирской губернии сообщал: «Рабочие начинают волноваться, за последнее время в особенности» [1178]. Часть этого недовольства власти удавалось канализовать, направив его на «врага внешнего» и «врага внутреннего».

Информационный отдел ОГПУ в докладной записке «О реагировании различных слоев населения СССР на опасность войны» в 1928 году отмечал, что наблюдается «определенный подъем в настроениях рабочих» и «определенный перелом на ряде заводов, где ранее [существовало] серьезное недовольство на экономической почве», а «некоторая часть рабочих находит политику, проводимую Соввластью, недостаточно решительной». Квалифицированные рабочие фабрики «Солидарность» (г. Владимир) заявляли: «Лучше отдать месячный заработок, но не допустить войны» [1179]. Однако было бы неверно считать, что все рабочие готовы были пойти на материальные жертвы в обстановке нагнетаемой правительством угрозы войны. На наш взгляд, определенным политическим актом было заявление 360 рабочих Омских главных мастерских (из 2600 человек) об отказе внести однодневный заработок в фонд Осоавиахима по сбору средств на строительство воздушного флота, носивший название «Наш ответ Чемберлену» [1180].

Также было использовано в политических целях «шахтинское дело», положившее начало целенаправленной политике репрессий по отношению к старым специалистам во всех сферах государственной и общественной жизни. В том же докладе указывалось, что на многих крупнейших предприятиях вносились предложения: «расширить полномочия ГПУ», «объявить красный террор» и т. д. [1181] С предприятий Московско-Нарвского района Ленинграда сообщали: «В связи с шахтинскими событиями недоверие со стороны рабочих к специалистам естественно увеличилось» (фабрика «Пролетарская победа»), «Донбасские события произвели среди рабочих и работниц недовольство на наших спецов» (фабрика «Веретено»), «По шахтинскому делу рабочие высказывали свое негодование» (Северная судостроительная верфь) и т. д. [1182]