Глаза изо льда

Она обвила тёплой ногой его талию, прильнула грудью к его груди, и обняла его так сильно, как только могла. Она лежала в равной мере на нём и рядом с ним, её живот прижимался к его боку, её груди, бёдра, ноги вторили изгибам его тела.

Положив голову ему на грудь, она выдохнула.

Он почувствовал, как в этом вздохе отразилась каждая частица его собственного облегчения.

Она сжала пальцами его рёбра, плотнее натянула одеяло на спину и прижалась к нему. Он знал, что не сможет согреть её. Его тело не предназначено для того, чтобы согревать её, но она, казалось, не возражала. Она гладила его кожу пальцами, прижимаясь щекой к его груди, стискивая его тело и прильнув к нему с такой силой, что его руки сжались вокруг неё, притягивая её ещё плотнее к себе.

Как только она полностью устроилась, то ощущалась так, будто здесь её место.

Такое чувство, что она, бл*дь, произрастала из него.

Он лежал рядом с ней так долго, как только мог.

Он оставался в сознании так долго, как только мог.

Он слушал и чувствовал, как её сердце бьётся возле самой его кожи так долго, как только мог.

Он слушал и чувствовал её дыхание, её тепло на своей коже.

Он чувствовал, как её руки осторожно исследуют некоторые части его тела, не заходя далеко, чтобы он не чувствовал, что должен что-то предпринять, сказать что-нибудь о том, чего она может хотеть.

Он почувствовал это облегчение в ней, и всё это вызвало больше того же самого облегчения в нём.

Но, в конце концов, он не смог остаться.

Он не мог остаться с ней — не так, как хотел.

Он отступил назад, в ту углубляющуюся темноту.

Он отступил назад, но впервые отпустил себя без всяких оговорок.

Он расслабился в этом оцепеневшем пространстве, и лишь одна мысль эхом отдавалась в его голове.

Он в безопасности.

Наконец-то он в безопасности.

Глава 14 Отходняк

Они спорили.

Он слышал это в затуманенном полусознании своего разума.

Он услышал это задолго до того, как понял, что именно слышит.

Он услышал это задолго до того, как осознал хоть одно слово.

Он лежал там, наполовину в сознании, наполовину без сознания, с закрытыми глазами, скучая по её телу рядом со своим. Он не мог вспомнить, просыпался ли он раньше. Он не мог вспомнить, когда пришёл сюда, как долго пробыл здесь. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз.

Но он был голоден.

Он был чертовски голоден.

Его тело болело от этого голода, ныло из-за того, насколько оно было голодно.

Он лежал и думал о еде.

Он подумал о еде и услышал, как они спорят.

Потом он почувствовал запах крови и повернул голову.

На столике у кровати стояла чашка, от которой шёл пар. Кто бы ни поставил её туда, это сделано совсем недавно.

Воспоминания нахлынули на него.

Он помнил, как она будила его, чтобы накормить. Она поила его кровью, и он снова отключался. Через некоторое время она снова будила его, опять кормила. Он не знал, как часто она это делала. Он не знал, откуда она знала, что пора это делать, и когда это надо делать.

Он не знал, как ему удалось не укусить её.

По правде говоря, он не знал, как ему удалось не убить её.

Повернувшись на бок, он без раздумий перекатился и приподнялся. Он схватил кружку со стола и поднёс её к губам без малейшей паузы. Он осушил кружку. Захотел ещё. Там, на плитке пола, он увидел маленький портативный холодильник, а над ним — подогревающее устройство.

До него дошло, что она принесла это сюда; раньше этого здесь не было.

Этого не было здесь в ту ночь, когда он сюда пришёл.

Он разогрел ещё два пакета с кровью.

Осушил их.

Разогрел ещё два.

Его разум медленно приходил в норму.

Он слушал, как они спорят, пока пил эти пакеты. Он начал по-настоящему прислушиваться, улавливая слова то здесь, то там, даже если упускал в целом нить разговора и то, о чём они спорили. Он разогрел ещё два пакета из холодильника, в котором, казалось, было около двадцати пакетов, и проглотил их.

Он уже сбился со счета, но ему было всё равно.

Он разогрел ещё два.

Он услышал паузу в споре внизу, когда подогреватель пиликнул, и понял, что это первый раз, когда он позволил устройству проработать достаточно долго, чтобы издать сигнал. Вместо того чтобы возиться с кружкой, он разорвал пакет своими клыками и выпил его — осторожно, чтобы ничего не пролить на белое одеяло, покрывающее её кровать.

Внизу воцарилась тишина.

Они снова принялись спорить.

Они находились не в одной комнате с ним.

Теперь он ловил себя на том, что прислушивается к словам в предложениях.

Он поймал себя на том, что осознает смысл этих слов.

— …Он не пойдёт с вами.

Уинтер. Голос Уинтер.

Он затвердел, просто услышав её голос. Вонзив клыки во второй подогретый мешок с кровью, он выпил его, высасывая через проколотые отверстия, и опустошил его за считанные секунды.

Он уже наедался. Наконец-то.

Он разогрел ещё два, просто так.

Ну, может быть, не совсем случайно.

Он хотел наесться. Он хотел объесться.

Может быть, чтобы не укусить свою девушку в следующий раз, когда увидит её.

Раздался ещё один голос, мужской.

Джордан. Это был Деймон Джордан.