Глаза колдуна

Тягучая, как болото, память на этот раз изменяет ей: Клеменс хочет заглянуть внутрь себя, но чужие воспоминания, до того яростно атаковавшие ее яркими нежеланными образами, теперь прячутся по углам сознания. Она пропускает сквозь себя слезы Клементины и надрывный крик Серласа, спускается по воронке этой боли ниже, в глубины чужой памяти, мутной и топкой.

– Имя, – выдыхает она наконец. – Самое сильное проклятие – это имя.

Персиваль хлопает в ладоши, его глаза, неотрывно следящие все это время за Клеменс, теперь блестят; он широко улыбается и почти смеется. Но она останавливает его энтузиазм внезапной фразой:

– Я поняла. Я хочу заключить с вами сделку.

***

К Трали Теодор подъезжает с упавшим сердцем и раскалывающейся головой. Травяное пойло Саймона спасло его от тошноты, но не отменило того факта, что Атлас получил пулю в лоб и теперь вполне резонно расплачивается за это мигренью. Кровь стучит у него в ушах, он ловит себя на бессмысленной злости – во всем виноват чертов город, куда он поклялся не возвращаться никогда в своей жизни, даже если жить ему предстоит тысячу лет и еще три года.

Он просит таксиста высадить его на юге города, прямо у набережной. Раньше здесь не было ничего (пастбища заканчивались до изгиба реки, и дальше отсюда шли неухоженные территории – город официально заканчивался каменной чертой ограды), и через Ли был переброшен один-единственный мостик… а теперь Теодор с раздражением отмечает благоустроенный берег, одинаково белые аккуратные дома в три этажа с одинаковой же черепицей и отрезанные все той же оградой ярко-зеленые поля по другую сторону реки. Он переходит через мост и идет вдоль жилых домов на запад. Ветер дует ему в спину, будто подгоняя – быстрее, быстрее!

Теодора разрывает от противоречивого чувства: ему следует поспешить и найти Клеменс в целости и сохранности; ему следует остановиться, осмотреться в месте, с которого началась его история. Ноги его не слушаются и идут медленно, вяло, а голова гудит.

Дорога ведет Теодора в Уайтхолл, и он знает, где именно Персиваль будет поджидать его: даже если умозаключения Атласа насчет его природы не найдут оправдания, встреча неизбежно случится именно там. На полях Уайтхолла, где когда-то давно были леса, где британские войска сражались с ирландцами и во множестве гибли люди.

Где однажды на исходе восемнадцатого столетия очнулся от беспамятства человек без имени.

Чем ближе Теодор к намеченной цели, тем сильнее стучит у него в висках разбушевавшаяся кровь, тем больше охватывает его засевший в костях страх. Он так долго бегал от ирландского прошлого, что забыл, каково это – бояться собственной природы и не чувствовать своего «я». Вместе с каждым шагом, приближающим его к знакомому роковому месту, он все больше вспоминает, как пугался даже собственной тени в первые дни после пробуждения. «Кто я такой? – вспыхивает в его мыслях давний вопрос, о котором он старался не думать. – Зачем я здесь? Ради какой цели я живу?»

Судорожно ищущая ответы душа его замирает, когда Теодор видит вырастающий из-за горизонта одинокий дом и три фигуры, стоящие у порога. Одна из них оборачивается и, помедлив, срывается с места, бежит ему навстречу, превращаясь из темной точки в Клеменс.

«Спасибо!» – с облегчением думает Теодор, отсылая благодарность всем известным ему богам. Клеменс налетает на него, и он сжимает ее в объятиях, стискивая ее, худую, бледную, почти до хруста.

– Ты нашел нас, я знала, что ты нас отыщешь! – плачет она. Теодор чувствует ее слезы на своей щеке, жмурится, чтобы не видеть скудного пейзажа – одни отвратительно зеленые поля вокруг них, и вдыхает аромат, исходящий от девушки. Горький, травяной. Клеменс пахнет ведьминскими отварами и чужим, не своим духом, но это она, и она цела.

– Ты в порядке? – выдыхает Атлас ей в ухо. Клеменс быстро-быстро кивает.

– Он бы не тронул меня.

Теодор знал это с самого начала, но тревога, растущая в нем подобно опухоли, заполняла собой все тело, пока не взяла под контроль все его чувства и разум, и теперь он испытывает такое облегчение, что подкашиваются колени.

– Мы можем сбежать? – спрашивает Клеменс. Теодор отстраняется от нее, видит ее исхудавшее лицо, огромные глаза в пол-лица, испуганные, как у олененка. Качает головой. Она рвано вздыхает. – Он хочет тебя убить.

– Я знаю.

Атлас находит ее ладонь, крепко сжимает в своей и ведет обратно по узкой дороге к одинокому дому. Навстречу поджидающим им Персивалю и – он не может удержаться от удивленного вздоха – Элоизе Давернпорт.

– А что здесь делает Элиз?

– Не поверишь, – фыркает Клеменс, – отдает дань всем ведьмам. Варит зелье.

Они подходят, и Персиваль, широко улыбаясь, вопреки прежним своим образам просто отвратительного психа выглядит теперь отвратительным раздражающим психом. Элоиза кидает на Теодора многозначительный взгляд и скрещивает на груди руки. Кажется, она совсем не рада его видеть.