Глаза колдуна

– Привет, – тихо говорит Клеменс, и ее вкрадчивый шепот тут же уносится под высокие своды собора и петляет между колоннами. Джей-Эл, стремительно выдохнув, оборачивается к девушке.

– Клеменс! – удивленно восклицает он, и на них обращают внимание другие сотрудники музея искусств, помогающие реставраторам. От работы плотника, не предназначенной для историков-искусствоведов, все лицо Джей-Эла покрылось испариной, щеки раскраснелись, а темные длинные волосы взмокли. На нем старая рубашка, прилипающая к телу, и рваные джинсы. Клеменс не видела его таким со студенческих времен.

– Ты за этим пошел работать в музей? – усмехается девушка. – Чтобы леса строить?

Джей-Эл вскакивает с пола, усыпанного каменной крошкой, и, стряхнув с рук белую штукатурку, протягивает ей руку.

– Не могу обнять, извини, – улыбается он. – Иначе на твоей спине будут отметины Урук-хай[18].

Клеменс смеется, пожимает его ладонь и, оглядев с ног до головы второй раз, кивает.

– Пойдем пообедаем. А то ваш охранник скоро поймет, что я наврала ему, и прибежит выгонять отсюда с криками.

Пока Джей-Эл переодевается в чистую одежду и меняет рваные джинсы на обычные светлые брюки, Клеменс ходит по пустому залу собора и рассматривает арочные своды. Свет из высокого узкого окна, преображаясь в витражах, заливает старые астрономические часы в апсиде разноцветными бликами. На его большом циферблате несколько кругов. Маленький, в центре – для обозначения положения Луны и Солнца относительно Земли. С арабскими цифрами для обозначения дня в месяце, с большими римскими – для времени дня, широкий темный – с позолоченными фигурками знаков зодиака, узкий светлый сразу за ним – с названиями месяцев.

Самые старые часы мира[19]. Самые красивые часы в самом главном соборе Лиона.

– Их переделывали бессчетное количество раз, – говорит Джей-Эл за спиной Клеменс, и та поводит плечом.

– Знаю, – тянет она. – Я сама рассказывала тебе о них, забыл?

Он улыбается и, коснувшись ее руки, обращает внимание на маленькую железную звездочку в секторе со Скорпионом.

– Видишь ее? Эту звезду не меняли ни разу. Она была выплавлена в конце шестнадцатого века и сохранилась до наших дней в своем первозданном виде.

Джей-Эл наблюдает за лицом Клеменс, видит, как недоверие сменяется в ее глазах удивлением. Она знает, что краснеет против воли.

– Здорово, – на выдохе произносит Клеменс и, спохватившись, криво улыбается. – Пойдем? Я хочу есть.

Они выходят через неприметную боковую дверь в апсиде и спешат по залитой солнцем набережной к своему излюбленному кафе. Только там, упав перед низким столиком на удобную скамью с подушечками, Клеменс расслабляется. Теперь она не уверена, что простой обед с другом будет ей под силу.

– Рассказывай, – просит Джей-Эл, когда им приносят пасту и суп. – Где ты пропадала? Я не слышал о тебе месяца… Три? Четыре?

– Да, и еще больше меня не видел, – хмыкает Клеменс. Она не собирается вываливать на Джей-Эла все, что случилось с ней за это время. По крайней мере все, касающееся Теодора Атласа, ведь это даже не ее тайна. Кроме того, он просил ее – нет, приказал ей! – молчать.

Как будто Джей-Эл или кто-либо другой поверит Клеменс.

– Я ездила к отцу в Англию. Пасмурно, дождливо, туманно. В общем, обыкновенная Англия.

– Так надолго? – удивляется Джей-Эл. – Ты все это время была в Англии? И как это матушка тебя отпустила…

– Я не спрашивала ее мнения. – Клеменс поджимает губы. Шпилька от Джей-Эла более чем оправдана, но она все равно ждет, что он извинится. Приятель знает, как яростно Клеменс защищает свои позиции относительно Оливии, и ему известны все ее комплексы на этот счет. Но за свои слова извиняться он не спешит.

– Ты не звонила и не писала, – говорит Джей-Эл. Клеменс слышит укор в его голосе и вспыхивает.

– Как будто ты этого ждал, – язвит она. – Я была занята, помогала отцу в галерее, бегала от матери с ее звонками…

Друг смотрит на нее поверх чашки с кофе, на его смуглом лице играет ехидная улыбка, которую Клеменс терпеть не может. И ее прорывает.

– Ты прав, она была сильно против, ругалась, грозила запереть меня дома. Я выторговала у нее пару месяцев у отца, а сама сбежала на четыре. И теперь обязана ходить с ней на все ее званые ужины и знакомиться со всеми молодыми людьми, которых она находит. Ты не представляешь, какие они все насквозь лицемерные и фальшивые, им не интересна я, им не интересны мои увлечения, и, если я не знакома с принцем Уэльским, им вообще на меня наплевать! Единственный раз сын какой-то семьи маминых акционеров слушал меня с вниманием, которое я приняла за интерес. Оказалось, он просто ждал случая, чтобы напиться и увести меня в темный угол.

– Он… – Джей-Эл запинается, сжимает зубы, и Клеменс видит, как надуваются желваки под его скулами. «Так тебе и надо», – мстительно думает девушка, но тут же себя одергивает.

– Нет, что ты. Я прыснула ему баллончиком в глаз и сбежала. По-моему, больше дел с его семьей мы не имеем.

– Хоть где-то мать тебя защищает, – слышит Клеменс. Джей-Эл, пожав плечами, пытается напустить на себя невинный вид.