С тех пор как хозяин покинул эту квартирку, в его комнате поселился другой человек. Обстановка интерьера поменялась. Не то, чтобы мебель передвинули. Всё было другое. Уже и запахи другие. Ни что не напоминало о прежнем существовании. Для Дарушки такое обстоятельство оказалось менее болезненным — она прожила в тех условиях с полгода, а вот Джесулька запомнила всё в мельчайших деталях. Здесь прошло её детство, здесь она стала взрослой собакой, здесь она родила на свет Дарушку и Валарика.
Джесулька не двинулась дальше порога, повалилась на пол и заплакала. Вместе с нею заплакала и Дарушка. Никакого хозяина в этом неузнаваемом помещении не было в помине, да и не могло быть.
Чьи-то ласковые руки коснулись их голов и тихий голос прошептал:
— Не ищите, его нет здесь.
Добрый старичок стал выводить мопсиков наружу. Они в последний раз оглянулись на знакомый корридор в сторону кухни. От туда потянуло жареным салом на квашенной капусте. Ужасная вонь мгновенно заполнила всю квартиру. Голодные собаки со всех ног бросились наутёк по лестнице вниз.
Когда Никифору исполнилось пять лет, они с папой решили поехать в Муром. Во-первых, нужно было навестить талантливого изобретателя Эдика. Во-вторых, никак не удавалось папе осуществить мечту — посидеть на противоположном бережку реки и полюбоваться панорамой города. С некоторых пор мечта эта оставалась единственным утешением для Алексея.
Никифор же, подрастая, всё более интересовался о каких таких мопсах идёт речь. Он вырос на колыбельной, которую сочинил для него отец, а в ней был всего один куплет:
В конце концов детское сознание тоже порадило мечту, которая ассоциировалась с Муромом, с рекою, с видом на город из-за реки и с гуляющими по берегу у воды мопсами.
Однажды, укладывая сынка спасть, папа объяснил Никифору, что теоретически они уже были вместе — он и мопсы. Только когда он появился на свет, мопсов уже не было, но они знали, что он уже должен быть. Маленький Никифор ничего не понял из этого объяснения, но уснул крепким сном с мечтою когда-нибудь встретить этих мопсов, которые, по словам папы, отправились в путешествие в дальнюю страну.
И это путешествие действительно совершалось. Сизарик нашёл хозяина. Вернее, улицу, на которой тот теперь жил. Однажды какой-то мопс ему рассказал, что встретил случайного прохожего на прогулке и поймал на себе его печальный взгляд. Сизарик сразу подумал про Алексея и не ошибся. Он решил привести на эту улицу Джесульку с Дарушкой.
Они бежали мелкой рысью от Мытной по Шухова к башне. Сизарик летел впереди, будто указывая путь, но мопсы не видели его. Алексей радовался хорошему солнечному дню, глядя в окно, а Никифор лежал на диванчике, устремив свой взгляд в небо. Что-то там показалось ему интерестным и он вскричал радостно и громко. Папа обернулся на сынка и сказал: Никифорушенька, сейчас пойдём гулять. Как раз в это мгновение на противоположной стороне улицы пробежали Джесулька с Дарушкой. Когда Алексей снова повернулся к окну, то обнаружил на подоконнике голубка. Сизарик глядел на него через стекло и буд-то плакал.
— Ты кто?
— Я — Крысонька.
— А почему ты грустишь?
— Никто не любит меня.
— Тогда давай дружить?
— Давай!
Варкуша сидел на люке и поклёвывал размокшие хлебные крошки. Крысонька была сыта и просто поглядывала на него с интересом. Не переставая заниматься крошками, Варкуша рассказывал своей новой подруге невероятнейшую историю, произошедшую с его другом Сизариком.
— И чем же всё закончилось? — Поинтересовалась Крысонька.
— В том-то всё и дело, что история эта ещё не закончилась.
— А чем я могу помочь? Может быть я могу чем-нибудь помочь?
Варкуша на миг оторвался от крошек и задумался. Затем вновь принялся торопливо клевать:
— Наверное, можешь, если проникнешь в один дом и узнаешь время.
— Какое время?
— Время чего, а не какое.
— Так время чего?
— А это я и сам пока не знаю. — Задумчиво произнёс Варкуша. — Это тайна. Большая тайна. Но может быть мой друг Сизарик вскоре расскажет мне её.
Однажды, несколько лет позднее, Эдик сам приехал в большой город, но не для того, чтобы повидаться с Алексеем; свой приезд он сохранил в тайне. И как только он увидел в свои новые волшебные очки бегущих по аллее мопсов, то бросился бежать к Яузе, скрылся в кустах и горько-горько плакал. Затем вернулся в Муром, пошёл на противоположный берег Оки и зарыл там под камушком свои волшебные очки, дав при этом слово, что ничего подобного больше изобретать не будет.