Дина на миг задумалась, очевидно, стараясь припомнить что-нибудь подобное. Припомнила. Сравнила. Подумала про себя: «Пожалуй в этой теории что-то есть, — но вслух согласиться не решилась, — подумаю ещё».
— А я? — произнёс Алексей задумчиво. — А я не заводчик, я просто был хозяином. Меня выбрали и я стал им.
— Думаешь о них? — тихо спросила Дина.
— До сих пор… — ответил Алексей, отворачиваясь. — Как же не думать? Где они? Как?
— Наверное, лучше, если бы они поскорее забыли о тебе.
— Да, я и сам этого желаю безмерно. Но какое-то чувство беспокойства не даёт утишиться.
— Время лечит.
— Время… — задумчиво произнёс Алексей. — У меня тысяча фотографий, но они без души.
— Тысяча?!
— Да, я ведь тогда в музей как раз пришёл, когда Джесульку завели. А здесь этот цифровик. Вот я и снимал их жизнь, не думая, каким грузом всё это окажется. Тяжёлые файлы…
Варкуша прочитал весточку от Сизарика и замер. В Новосибирске произошла страшная трагедия. Всё поголовье мопсов заразилось каким-то неизвестным вирусом и погибло буквально на глазах несчастных заводчиков. Страшнее всего было узнать о судьбе Валарика. Он-то как раз ни чем не заразился. Удивительно, но ему ничто не угрожало в этой ситуации.
За всё время своего пребывания на новом месте, а это почти четыре месяца, он уже забыл про маму Джесси и про сестрёнку Дарушку. Он забыл их в раннем возрасте и это хорошо, это естественно для щенка. Здесь, в новой семье, он нашёл себе подругу-мопсика, которую очень полюбил.
И вот хозяева, уже сбившиеся с ног от постигшего их несчастья, могли надеяться лишь на чудо, что хоть кто-то выживет из их домашнего питомника. Но… Страшное удивление испытали они, придя однажды домой. Их девочка умерла, чуда не произошло и болезнь приняла ещё одну жертву. Но Валари?! Ему-то ничто не угрожало!!!
Он лежал бездыханным, обняв лапками свою любимою.
— Я не могу это им сообщить, — говорил Сизарик своему другу.
— Боже! — воскликнул Варкуша. — А я тоже никому не скажу.
Грустные глаза Джесси, смотрящие в никуда из-под дивана, медленно приподнялись и сфокусировались на карнизе. Какой-то шорок привлёк внимание её одну. Шарпик приспокойно посапывал в хозяйской кровати и изредко облизывался. Сейчас ему во сне подают второе.
— Ты кто такой будешь? — спросила про себя Джесси, пристально всматриваясь за окно.
— Сизарик.
— А, почтальон.
— А как ты догадалась? — удивился голубок.
— Разве мопсы не отличаются умом? — подумала Джесси и снова безразлично опустила свои глаза в пол.
— Хватит грустить, малышка! — встрепенулся Сизарик.
— Почему ты называешь меня малышкой? Так называл меня только один из человеков.
— А я так и сказал, что вижу, как ты думаешь о нём.
— Думаю? Только ли думаю?!
— И тоскуешь, и грустишь…
Грустные глаза Джесси снова приподнялись. Сизарик замер там, на карнизе, и пристально всматривался сквозь стёкла вглубину комнаты. Нет, двойные рамы мешали отчётливо разобрать обстановку. Между тем, мысли мопса доходили до него с удивительной ясностью.
— Я знаю, чего ты хочешь, но возможно ли?
— Мне бы только дорогу найти, — с надеждою подумала Джесси. — Шарпик, этот милый Шарпик! Он всё понимает. Он согласился выпустить меня, когда придвидется случай.
— Но он будет грустить без тебя, — вздохнул Сизарик.
— Будет. Но он уже смирился. Он меня понимает.
— Найти дорогу? Я не могу — мне же нужно сопровождать Дарушку.
— Дарушка… — при мысли об этом глаза Джесульки блеснули влажной искоркой. — Наверное, ещё подросла.
— Впрочем, — встрепенулся Сизарик, — будет и тебе проводник. Такой надёжный проводник, что ни кто тебя больше не тронет и не оскорбит, ни какая серая ворона.
Спустя два дня наступил подходящий момент. Шарпик и Джесси были на прогулке на небольшой собачьей площадке за домом. Хозяйка отвлеклась разговором с кем-то, и Сизарик тут же оказался рядом.
— Вон он там стоит, — проворковал он, задыхаясь, — снаружи вальера.
Шарпик и Джесси как бы нехотя подбежали к сетке.
— Меня зовут Булик. — коротко пояснил будущий проводник мопса. — Я покажу тебе дорогу и буду сопровождать с одним условием. Но об этом расскажу позже, в пути. А сейчас, не мешкайте, друзья.
Шарпик подтолкнул Джесси и мопс, с трудом протиснувшись сквозь разорванную сетку вальера, пустился наутёк.
— Прощай, моя радость! Дай Бог, благополучно вам добраться до места… — плакал Шарпик, глядя вслед удаляющимся друзьям.
А Булик был очень стар, но по жизни добрый. Он очень обижался, когда посторонние оскорбляли его свиньёй. И всё же за всю свою жизнь он ни разу никого не укусил и даже не испугал. Поэтому-то хозяин и решил бросить его, но не успел. Ужё вёз в лес, чтобы там оставить, да так и не доехал. Заживо сгорел в своей иномарке от рук таких же, впрочем, как и он сам, людей. А Булик удрал в чащу, чему был несказанно рад.
За свою неприглядную для большинства внешность, друзей так и не нашёл. Человеки боялись его, а городские псы без роду и племени, в стаю не подпускали. Он научился сам выживать, но старость сказала: «Так и будешь лежать на дороге?». «Нет, — ответил Булик, — не хочу, чтобы птицы склевали меня».