Глаза надежды

Он был рад, что в последний период своей земной жизни мог кому-то помочь. За это Джесулька должна была придать его тело, по смерти, земле на берегу Яузы, где прошло его детство. По чудному совпадению это были родные места и наших мопсов.

Путь был не близким, с одного края большого города на другой. Дорога заняла много дней. Но кроме Булика, друзьям помогали перелётные скворечики, которых попросил Варкуша. Сизарик же в эти дни был занят выдворением на свободу Дарушки.

Мопсу-инвалиду опять готовилось переживание судьбы. Вот уже и телефонные звонки пошли по объявлению. Дарушка лежала в углу у входной двери и знала, что про её душу звонят. Не прижившись на новом месте, оказавшись ненужной, она стала страшно тосковать по матери и по прежнему хозяину. Даже братец Валарик снился ей по ночам.

Побег сопровождал Сизарик с целой армией пирнатых. В назначенный день слетелась вся округа. Здесь были все — галки, вороны, воробьи, скворцы и серые вороны, трясогуски и конечно же сизари. Все, кто мог лететь на большие расстояния, явились. Кто не мог лететь, тоже явились для поддержки и прикрытия. Люди не могли понять, что происходит и, задрав головы, с интересом наблюдали, думая про себя: что-то сейчас будет. В этой суматохе, Дарушка, гулявшая без поводка, внезапно скрылась в неизвестном для хозяйки направлении.

Уже поздняя осень была позади. Первый и второй снег растаял. Земля на Яузе была сухая и мёрзлая. Булика похоронили на том месте, где он сам попросил, в двух шагах от берега и подальше от человеческих троп. На его скромной могиле до самой темноты молча сидели два мопса. Ещё подлетали какие-то птицы, но долго не задерживались. Лишь Сизарик был где-то рядом.

* * *

— Надо же, — удивлялся Алексей, — каков ход истории. Не успели ещё убрать останки храма Христа Спасителя, как приступили и построили гостиницу «Москва».

— Да уж, — покачала головой Дина.

— А вот я тоже становлюсь частью этой истории. Помнишь, фотографа, который снимал разрушение храма? На мою долю выпало снимать, как ломают бывшую самой элитной гостиницу.

— К сожалению, — согласилась Дина.

— Как ты думаешь, что построят на месте?

— Говорят, новую внутри и прежнюю снаружи, но я в это не верю.

— А хотела бы прежнюю?

— Не знаю, — честно призналась Дина.

— А я не хотел бы, — тоже честно сказал Алексей. — За время работы с материалами по гостинице, да и за время съёмки, я пришёл к выводу, что лучше было бы оставить площадь.

— Но ведь исторически там не было площади, — возразила Дина. — Квартал был застроен, да и Манежной площади тоже не было, был другой квартал.

— Понимаешь, — рассуждал вслух Алексей, — открылся бы вид на Государственный Исторический музей и другие здания с этой стороны.

— Ты думаешь, как фотограф, небось! — засмеялась Дина. — Просто тебе было бы удобнее снимать.

— И да, и нет. А в общем, здесь же храмы стояли, между прочим.

— Ну храмы-то эти сегодня никто не будет восстанавливать, — категорично заявила Дина.

— А жаль, — покачал головой Алексей. — Поэтому что бы не построили здесь заново, не устоит здание. Нет фундамента.

— Какого фундамента? — не поняла Дина.

— Духовного фундамента, вот какого…

* * *

— Мама, а с чего всё началось? — спросила Дарушка Джесульку.

— Да мы сами виноваты, — с горечью в голосе ответила Джесси. — Тявкали целыми днями, соседей доставали.

— Но мы же не можем не тявкать на плохих людей! — возмутилась Дарушка. — Ты же сама меня научила, кто есть кто.

— Так-то оно так, но, видала, как всё получилось. И хозяина мы подставили своим тявканьем, понимаешь. Вот у него и не осталось выбора, иначе…

— Иначе бы, что?

«Иначе бы — кровь», — подумала Джесси и не стала отвечать ещё маленькой Дарушке.

— А я и сама знаю, — сказала та гордо. — Ты забыла, как эти новые жильцы тебя ласкали-ласкали, а затем вдруг пинать начали. Забыла, да?!!

Джесуля грустно смотрела на холодное звёздное небо и молчала. Дарушка же не унималась:

— Они и на хозяина нашего набросились! Ты вспомни, только, какие слова обидные говорили. Ух, если бы вместе с нами был наш папочка, он бы им показал.

Да, папочка Дарушки был солидный мопс. Уж он бы не позволил не только на себя орать, но и на всех, кого считал нужным защищать. Он мог повиснуть на каждом негодяя, так, что и челюсти не разожмёшь. Джесулька была не такая. Она боялась даже игрушек, поэтому у неё их и не было. А в Дарушке бушевала кровь отца.

— Понимаешь, — задумчиво произнесла Джесси после долгой паузы молчания, — наш хозяин тоже мог постоять за себя. Но он православный человек и привык терпеть до конца. Если такого человека вывести из себя, можно жестоко пожалеть. И наши глупые соседи должны быть рады, что вообще остались живы. Они на столько глупы, что не могут ничего предвидеть, не могут отдавать отчёт своим поступкам. В ярости он мог бы убить их и, зная об этом, терпел до конца. Терпение оказалось нашим общим Крестом, который мы и несём. Но тебе, по возрасту, наверное, не понять моих слов.

— Да, не понять, — согласилась Дарушка. — Но когда-нибудь я подрасту.