Глаза ночи

— Я не выберу, не беспокойся. После того как ты увидела это, ты ведь увидела волка и сову? Волк и филин представляют меня, я уверен. И как бы ты ни интерпретировала свое видение, со мной все будет в полном порядке!

У Бренвен на лице было написано сомнение. Затем она опустила руки, сложила их на столе и опустила голову на руки. Она чувствовала, что не сможет сдвинуться ни на дюйм и произнести ни единого слова, пока не отдохнет. Не было никакого смысла пытаться заставить Гарри понять, что он может подвергнуться опасности, никакого смысла.

— Я не могу поверить в то, что мне придется проделать это еще раз завтра вечером, — пробормотала она. И заснула, положив голову на стол в библиотеке Гарри Рейвенскрофта.

Гарри сидел напротив и смотрел, как она спит. Он улыбался сияющей, загадочной улыбкой.

Глава 3

Маклин и Джорджтаун всего лишь разделяла река, и расстояние между ними было не больше нескольких миль, но у Бренвен было такое ощущение, будто она попала в другой мир. Мир общественного телевидения отличался от маленькой студии новостей на канале пятнадцать так же, как ее квартира отличалась от обнесенного высоким забором и заросшего лесом поместья Эллен. Бренвен была готова к этой перемене. Она приспособилась к новым условиям обычным для нее способом: через упорный труд. Два года промелькнули быстро, и к своему тридцать третьему дню рождения, который наступил в 1978 году, она уже готовилась снять большую передачу об особом мире — мире душевнобольных. С помощью жены президента Картера Розалин станция получила денежные средства для съемки двухчасовой программы о лечении душевных болезней в государственных клиниках, и Бренвен получила задание подготовить эту программу.

Она собирала материал не с помощью книг и газет, изобилующих статистическими данными; она проводила свое исследование темы умом и телом, сердцем и душой.

На протяжение всего лета Бренвен ложилась в одну за другой психиатрические клиники вдоль всего Восточного побережья, от Мэна до Флориды. Врачам и медсестрам были известны ее настоящая личность и ее задача, но санитары, которые находились на переднем крае борьбы, ничего об этом не знали; ничего не было известно о ней и пациентам. Симулируя депрессию, Бренвен очень редко разговаривала — она тщательно следила за тем, чтобы на ее лице не было абсолютно никакого выражения, и наблюдала. Большинство пациентов трогали ее сердце, некоторые пугали, а некоторые — очаровывали, особенно шизофреники, те, что слышали голоса и галлюцинировали. Бренвен молча думала: И я тоже, и я тоже. И все же она жила в упорядоченной реальности, а шизофреники — нет. Почему?

Образы некоторых пациентов и мысли о них прямо-таки преследовали ее, и она подозревала, что будет еще много лет беспокоиться о том, что с ними стало. Особенно ее сердце затронула одна молодая женщина бледной, эфирной красоты, которая выглядела как ангел, нарисованный Фра Анджелико. Иногда она начинала ужасно кричать.

— Почему она кричит? — спросила Бренвен у сестры.

— Потому что слышит голоса, и что бы эти голоса ни говорили ей, это, должно быть, что-то страшное.

Санитарка увела кричащего ангела, и Бренвен никогда больше ее не видела и так и не узнала, как ее зовут; но лицо этой женщины стояло у нее перед глазами несколько недель.

К осени Бренвен уже заканчивала свою программу, прослеживая путь тех пациентов, которые были переведены из больниц на амбулаторное лечение в центрах психиатрической реабилитации. Большинство из них недолго принимали положенный курс лечения: они либо возвращались назад в клинику, или просто исчезали.

— Куда они уходят? — спросила Бренвен у социального работника.

— На улицы, — ответил ей тот.

И Бренвен тоже отправилась на улицы. Она искала следы тех пациентов, которых наметила для интервью перед камерами, и именно таким путем узнала о вашингтонских бездомных.

Она нашла их всех — за исключением Сестры Эмеральд Перл. Сестра Эмеральд Перл была огромной негритянкой, которая пела и разговаривала с Богом; только когда действие лекарства заканчивалось или Сестра забывала принять его, что случалось довольно часто, она разговаривала с Богом на очень непристойном языке, языке, который социальный работник назвал «несоответствующим». Разыскивая Сестру Эмеральд Перл, Бренвен и познакомилась с Ксавье.

Она стояла на потрескавшемся тротуаре в запущенной, грязной, опасной части города. Она не нашла Сестру, но отыскала кое-что другое: идею для следующей программы, программы о бездомных, об уродливой стороне этого города, чью красоту и историю она когда-то восторженно описывала в широко показанных по телевидению программах. Она думала, что должна снять подобную программу ради себя, ради города, а главное, ради бездомных. Эта идея настолько глубоко поглотила ее, что она просто стояла на улице, перестав на какое-то мгновение видеть то, что ее окружало.