Глаза ночи

— Да, нас. — Его улыбка стала шире, и он слегка наклонил голову в сторону, сделав буквально намек на движение, в результате которого приобрел одновременно лукавый и загадочный вид. — Я живу в том доме, о котором вам рассказал Джордж. Он действительно находится на этой улице в одном квартале отсюда. Я могу сказать вам, что вашей Сестры Эмеральд Перл там нет, но больше ничего не смогу сделать для вас, если вы не скажете мне, почему вы ее разыскиваете.

— Это неважно, — пробормотала Бренвен, поправляя на плече ремешок портфеля. — У меня такое ощущение, как будто бы ваша помощь все равно обошлась бы мне слишком дорого. Я вас не знаю и не обязана вам ни о чем рассказывать.

Она отвернулась и пошла прочь. Бренвен не любила открывать тот факт, что она журналист, пишущий сценарий, потому что это неизменно отпугивало людей, заставляло их фальшивить. Но она ушла не поэтому. Впервые за очень долгое время, насколько она могла припомнить, она почувствовала, как в ней зашевелилось физическое влечение к мужчине, которого она встретила на улице, в худшем районе города, к мужчине, который был одет как рабочий, разговаривал, как актер и имел лицо Бога.

Он заколебался всего лишь на какое-то мгновение, прежде чем окликнуть ее.

— Погодите!

Сердце Бренвен подпрыгнуло, и когда она остановилась и повернулась, напомнила себе, что пришла сюда с единственной целью: найти Сестру Эмеральд Перл. Она повернулась к нему молча.

— Так и быть, — сказал он, — я доверяю вам и, если хотите, наведу справки. Оставьте мне свой номер телефона, я позвоню и расскажу, что мне удалось выяснить о Сестре Эмеральд Перл.

Бренвен нахмурилась: на языке у нее вертелся вопрос, почему она должна доверять ему? Но она кивнула, полезла в сумку, вытащила блокнот и торопливо написала свое имя и номер телефона.

— О’кей, — сказала она, отдавая ему бумажку. — Спасибо. Я буду очень признательна, если вы позвоните мне как можно скорее.

— В течение двадцати четырех часов, клянусь. Бренвен Фарадей. Бренвен? Красивое имя. Необычное.

— Не там, откуда я приехала.

Что она делала здесь, стоя на улице и беседуя с незнакомцем? И все же она не могла оторвать взгляда от изгибов его губ. Он произнес ее имя так, как будто бы попробовал его на вкус, и она снова почувствовала, как его голос нежно прикоснулся к ее коже.

— О, и где же это? — Он подошел поближе.

— Уэльс, я родилась в Уэльсе, — Бренвен сделала шаг назад. — Но я уже долго живу здесь. Много лет. Я надеюсь, вы мне позволите, мистер… вы не сказали мне, как вас зовут.

— Ксавье Домингес. Все здесь зовут меня… — Он замолчал, ощутив внезапное желание не говорить ей об этом.

— Зовут вас как? — слегка улыбнувшись, спросила Бренвен.

Он пожал плечами, и его жест был одновременно изящным и мужественным, а рука невольно поднялась к воротнику рубашки, как бы для того, чтобы расстегнуть, хотя он и так был расстегнут.

— Я думаю, мы еще недостаточно близко знаем друг друга, чтобы я мог сказать вам, как меня здесь называют, — сказал он.

У Бренвен внутри все задрожало. Это смешно, подумала она, мы оба нагнали такого туману. Только привычка, желание закончить начатое дело удержали ее от резкого ответа. Она расправила плечи, решившись наконец уйти.

— Как скажете, Ксавье Домингес. Я буду ждать вашего звонка завтра вечером.

Я должен был сказать ей, думал Ксавье. Я должен был сказать ей о том, что все называют меня отец К. Он быстро прошел по улице к дому, который был известен только под своим номером, 622. Его мозг пребывал в напряжении, а мысли неслись с немыслимой быстротой, пытаясь подавить ту примитивную энергию, которая пронизывала его тело. Он подошел к 622 скорее, чем намеревался, и сел на ступеньках крыльца, чтобы обдумать проблему, которую только что создал для себя и, может быть, также и для Бренвен Фарадей. Огромной силы энергия, пронизывающая его, была сексуальной, сомнений в этом не было, так же как и в том, что он не сказал ей, что все называют его отец К, потому что не хотел, чтобы эта девушка знала: он — римско-католический священник. В конце концов, сказать ей об этом придется, но сейчас он хотел побыть недолго в мире своих фантазий. Фантазий, в которых он — всего лишь обыкновенный мужчина — мог любить и лелеять женщину.