Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

- Это мне трудно объяснить, - нахмурила сосредоточенно брови девушка. - Вы, люди, кое-что о нас знаете, но знать - не означает понимать. Плоть, душа - такое нам не присуще. Мы как паутинки, рассеяны, развеяны и можем принимать какие-то конкретные формы лишь в вашем, человеческом, воображении. Но зачем тебе голову ломать над подобными вещами, ты можешь называть меня просто по имени.


3

- По имени? - удивился Фёдор.

- Да, у меня есть имя, - девушка кивнула.

- Как же тебя зовут?

- Был человек, которому я люба была и мила, вот он и назвал меня - Любомила.

- Но имя дают при рождении, точнее, даже при крещении. Этот человек был тебе отцом?

- Почти что.

- Но тогда какой же ты дух? Да и имени такого нет церковного, оно языческое.

- Ну а какая мне в том разница? - улыбнулась девушка. - Лишь бы меня любили, лишь бы я была кому-то мила.

Фёдор замолчал. Что-то уж слишком искусно лукавый дурит ему голову. Зачем такие сложности, зачем так издалека? Любомила, дух, ничего не понятно. Запутался дьявол сам в собственных ногах.

- Ничего не понимаю. А как же паутинка?

- Я больше не паутинка. В том-то и дело. Ладно, я, пожалуй, тебе лучше всё с самого начала расскажу. Иначе ты так и будешь глаза таращить.

Она помолчала, размышляя, как бы подоходчивее свою историю изложить.

- Был один человек. Он любил лепить разных зверушек, вырезать всяческие фигурки. И я на него очень сердилась, потому что он часто приходил в лес в поисках подходящего материала для своих поделок, и давно пора было наказать его, отвадить, но я всё не решалась. Уж больно мне нравились эти его вещицы. Они были совсем как живые, запечатлённые в такие моменты, которые вообще в жизни редко выпадают. Когда люди, звери счастливы, пребывают в единении с Богом, между собой, с тем, что их окружает. Я непонятно объясняю?

- Да нет, нет, продолжай, - пробормотал Фёдор. Он больше даже не в слова вникал, которые ему говорили, а дивился чудесному воодушевлению, осветившему лицо девушки.

- Трудно сказать, каким образом он угадал моё присутствие, но он стал оставлять некоторые самые удачные свои поделки, как бы даря их мне. А потом, в один прекрасный момент, я и обнаружила её - вырезанную из дерева фигурку девушки с распущенными волосами, в длинной рубашке. Она была так хороша, что я не могла оторвать от неё взгляда, однако много времени прошло, прежде чем я поняла, что тут не просто дар мне, не просто попытка запечатлеть мою сущность - это было для меня приглашение. Конечно, я не утерпела в итоге, забралась в ту фигурку. И до сих пор не могу из неё выйти, она оказалась для меня как бы ловушкой. Но добровольной, желанной ловушкой. Я перестала быть паутинкой: выделилась, обрела самостоятельность, индивидуальность - то, что доступно очень немногим из духов и, скорее всего, никогда не оказалось бы доступным для меня. И я приняла всё с восторгом: и имя, которое было мне подарено, и образ возлюбленной, того человека вдохновлявшей, и легенду о загадочной девушке, совсем юнице - Любомиле, много веков назад действительно жившей в этих местах. Я испугалась сначала своего поступка, думала, что меня накажут, развеют: мы, духи, тоже ведь смертны, только по-своему. Но кара не пришла, а может, лишь отодвинулась по времени.

Она замолчала. Фёдор сидел, поражённый её исповедью, затаив дыхание.

- И что стало с тем человеком? - спросил он наконец. - Арефий убил его?

Любомила вздрогнула, очнувшись, посмотрела на него в недоумении.

- Арефий? Плохо ты знаешь Арефия! Мало кто мог сравниться с ним в силе, выносливости, но и в незлобивости - к людям, зверям - тоже. Демоны, бесы - вот что единственно его на бой поднимало, и тут уж он действительно был неукротим. - Она вздохнула: - Ты спрашиваешь, что с тем человеком произошло? Обыкновенно. Его в чём-то обвинили, пытали, замучили до смерти. Мне было до боли жаль его, но я ни чем не могла ему помочь. Эти люди, с искрой Божией... у них своя судьба. Их ангелы строго охраняют, никому не дозволяют в их жизнь вмешиваться.

- Как же охраняют, когда дали расправиться?

- Так с телом расправились. Можем мы знать, где сейчас его душа? И сколько дано ему прожить жизней? Неужто ты думаешь, что искра Божья людьми рождается? С ней в мир приходят, и она нетленна.

- Тебе ли о том говорить?

- Почему бы и не мне, если это истина?

Фёдор замялся.

- Как его звали?

- Евсеем.

- Ты любила его?

- Я дух, ты требуешь от меня слишком многого, я не знаю, что такое любовь.

- И Арефия ты не любила?

- Нет. Но знаю, что Арефий любил меня. Арефий многому меня научил и даже о любви теперь я кое-что себе представляю.

Фёдор усмехнулся.

- Да, знаю, помню. Хотя я не намеренно проследил за вами. Ты извини, что я тогда подумал, будто он с мальчиком прелюбодеянием своим занимается. Обвинял вас в мужеложском грехе.

Любомила помедлила.

- Ты не ошибался. Он действительно был с мальчиком.



Глава восьмая


1

- Как это? - Кровь бросилась Фёдору в голову. - Ты хочешь сказать...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман