Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

- Я мог победить. Только времени мне не хватило. Она перехитрила меня. Я знаю, ты осуждаешь меня за похоть, в которую я погрузился. Тебе невозможно меня понять. Но я и здесь принял вызов. Презреть плоть - большой подвиг. Но не обращал ли ты внимание, что дорожка тут бесконечная, что всякий раз каждому человеку борьбу здесь приходится начинать сызнова? Сколько достойных людей на это жизни положили, но должен быть другой путь, который от греховности плоти к святости её ведёт. Не знаю, может, это дьявол внушил мне, что такой путь возможен и шагал я за ним, как покорнейший слуга, по тропинкам порока, но я верил в эту мысль искренне, всем сердцем, и до сих пор от неё не отказался.

Он вздохнул.

- Так много я сказал тебе, а можно было бы и в одну мысль всё уложить, но не знаю, понял ли бы ты её иначе: любовь не от дьявола, любовь от Бога, ибо Бог есть любовь. Наверное, я кажусь тебе самонадеянным с намерением отобрать что-то у Лукавого и вернуть Отцу Нашему, намерениями подобными, говорят, вымощен ад, но так или иначе, в твоих руках сейчас не только твоя, но и моя судьба. Пока ты не пройдёшь этот путь до конца, мне не освободиться. Прощай, инок, больше, как бы ты ни вызывал меня, нам не свидеться. Прости, что я не разрешил твоих сомнений, а лишь усугубил их, но чего ты ждал от меня? Прости! Спаси и сохрани! Сохрани... отпусти...

Образ его давно уже становился всё более зыбким, а сейчас и вовсе растаял вдали.

Фёдор долго сидел, ошеломлённый. Только сейчас он понял, в какой омут завлекло его, если даже и по смерти не выбраться из него душе отошедшей.



Глава девятая



1

Долго ждал он этой встречи, все надежды свои возлагал на неё, однако не разрешила она ни одного из его сомнений. Да и был ли то Арефий, не явился ли ему под видом старца неотступник его, лукавенький? Даже в этом уверенности у Фёдора не было. Поразмыслив, убрал он все дары арефиевы в котомку и решил больше не прибегать впредь к их помощи. Сам, сам как-нибудь, ножками. Да, трудно будет, зато и знать будет наверняка.

Но постепенно, от мысли к мысли, крепло в нём убеждение, что совсем не бесполезной была эта встреча, что на многие вопросы она, если прямо и не ответила, то зародила ответ.

Уйти или остаться? Но куда уйти? Поселиться вновь в какой-нибудь обители? Однако себя не вернёшь в прежнее, и знаний обретённых, прозорливости полученной, не утаишь - как шила в мешке, значит и суждён ему путь либо первопроходца, либо анахорета. Так чего же ему бежать?

В другом месте в пещере или в скиту обосноваться? Есть ли разница? Там люди, конечно, но люди рано или поздно и здесь появятся, если он не сбежит, позиций своих не сдаст. А нечистая, прав Корнил, её везде видимо-невидимо, уверен ли он, что в другом месте она не станет допекать его?

В паломничество отправиться, посетить святые места, ума-разума, знаний поднабраться, повторив путь многих отцов-страстотерпцев, им чтимых? Это он обязательно сделает, но есть ли необходимость торопиться?


2

- Ну и как дела? Поговорил с Арефием?

Фёдор уже забыл о ней, с досадой смотрел теперь на девушку. Опять она его отвлекает! Кельи новые ему вряд ли позволили бы построить, а вот себя обиходить - кто станет против этого возражать? После того, как прошло дело с часовенкой, Фёдор решил обзавестись сарайчиком, места для огорода было достаточно, но неплохо бы и делянку расчистить, чтобы на следующий год посадить там рожь или пшеницу. В трудах и заботах сомнения оставили его, но он не загонял, не изводил себя работою, всё делал без спешки, в меру сил.

Он отложил топор в сторону, присел на пенёк и хмуро взглянул на Любомилу.

- Чего пришла? Давненько тебя не было.

- А что, соскучился?

- Ни капли, какой смысл переливать из пустого в порожнее? И без того есть чем заняться.

Любомила кивнула.

- Да, вижу, трудишься, не покладая рук. Решил на всю оставшуюся жизнь здесь обосноваться?

Федор не стал дерзить, лишь повёл плечами.

- Надо же где-то жить. Почему бы и не здесь, какая разница?

- И нас ты уже не боишься?

- А чего мне вас бояться? Я ничего не нарушаю из того, что условлено, никого не трогаю, смирненько себе сижу. Богу молюсь, солнышку радуюсь. Или опять чем-нибудь не угодил?

Любомила отрицательно покачала головой.

- Нет, нет, у нас к тебе никаких претензий. Постоялец, каких поискать! Лесу, правда, много извёл, но в конце концов ты прав, и тебе ведь жить надо. Просто как-то подозрительно даже. Уж я тебя хорошо изучила, вот и пришла посмотреть, непременно задумал, наверное, какую-нибудь каверзу. Ров, глядишь, скоро выроешь, стены возведёшь - и всё для себя, для себя одного - никак к тебе не придерёшься. Так что Арефий тебе сказал? Такого, что ты сразу угомонился?

- Сказал, что до сих пор любит тебя. Привет передавал. С того света.

- И там ему тяжко? - усмехнулась Любомила.

- И там не успокоился, - поддакнул ей Фёдор.

Девушка помолчала, обескураженная уверенным поведением инока, не зная, с какого края к нему подойти, чтобы поддеть, разозлить его.

- Ну а ты? Ты как?

- Что я?

- В меня ещё не влюбился?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман