Читаем Глаза, опущенные долу (СИ) полностью

"О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные".


2

Однако чем крепче он становился рассудком, телом, тем сильнее грызли его сомнения. Простит ли ему Господь такое его прегрешение? Но ведь Он сам ему его послал! Да, но послал в испытание, а не в то, чтобы он пал. Да и Сын ли Божий ему послал такое, не обычные ли то козни дьявола?

"И нашёл я, что горче смерти женщина..."

От рассвета до вечера не уставал он укорять себя, изводить покаянными молитвами, а ночью всё повторялось.

- Знаешь, с тобой так тяжело порой бывает - упрям ты необыкновенно, а вот в любви совсем другим становишься - как дитя. И ничем тебя не запутать: либо всего себя в дар, неразменно, либо мимо пройти равнодушно.

Он промолчал, что толку досаждать ей своим раскаянием? Но не было покоя его душе, терзалась она всё сильнее и сильнее.

"Была ты для меня ангелом..."

Как он мог измыслить такое? Неужели он был так ослеплён, что сдался даже без сопротивления? Ведьма ли, дьявол ли сам, они добились своего, но каковы их дальнейшие устремления?

Опорочить его и тем заставить отказаться навсегда от мыслей о новой обители?

Или есть ещё цель какая-нибудь, отдалённая, к которой его лишь начали подготавливать, постепенно привязывая его, делая покорнейшим из прислужников?

А там и договор, кровью подписанный, и шабаш в посвящение.

Хотелось тебе в здешних краях утвердиться? Вот тебе власть. Не от Спаса, так от Хвостатого, но власть же!

Любомила не вмешивалась, наблюдала со стороны его терзания. Воспринимала их, как должное, но и удовольствия они ей, конечно, не доставляли.

Однако не в характере Фёдора было долго находиться в угнетённом состоянии.

Велик грех уныния - "духа не угашайте", но ещё больший грех - усомниться в деяниях Господа. Вовсе не отвратился от него Господь, лишь продолжил, углубил испытание. А стало быть, не только у лукавого, а и у Агнца Божия для Фёдора тут своё, особое предназначение. И надо терпеть, следовать ему до конца победного.

Не может не быть победы этой, Господь всегда, в любой схватке, повергал сатану!


3

- Вот ты говорила, что вы тоже смертны. Но как? Я долго пытался понять, но безуспешно. - У него было своё на уме.

- Зачем тебе это?

- Хочу больше узнать о тебе.

Любомила усмехнулась с горечью.

- Чтобы лучше изучить... врага?

Фёдор вздрогнул, что его так легко разгадали, но остался невозмутим.

- Не врага, конечно. Но и не думай, что я тебе полностью поддался.

- Я так и не думаю, - вздохнула девушка. - Хотя порой ты меня поражаешь своей тупостью. Что меня понимать? Я же сказала тебе: жить всем хочется. В том числе и мне. Вот ваша жизнь - в чём состоит: в сущности, не так ли?

- Да... вроде того. Во всяком случае, эта жизнь, земная. Но и то не полностью, а как бы наполовину.

- Наполовину здесь, наполовину в жизни другой?

- Ну, может, не наполовину, здесь меньшей частью, - замялся Фёдор. - Я как-то не думал об этом.

- Не думал... Ну а вот у нас нет другой жизни: нам не суждено, не отпущено. Мы выше вас, во всяком случае, я так считаю. Но почему-то Бог вас больше возлюбил. Хотя, может, вы просто присвоили себе это: "по образу своему и подобию", и ничего в вас нет исключительного?

Фёдор промолчал, он не знал, что ответить.

- Отсюда и все устремления наши здесь, на земле. Она нам принадлежит, никому больше. У ангелов - небо, у нечистой силы - преисподняя, вы же везде временщики. Раз меньше, чем наполовину, то только грязь, тлен вам тут и доступны, только их вы повсюду сеете, только их после себя и оставляете. Ты говоришь: Добро и Зло - нет ничего вне их, но так только в твоём воображении! Возьмём самый простой пример: лисица ест зайца - плохо, очень плохо! - но почему-то ни зайцев меньше, ни лисиц больше от этого не становится. Но приходит человек - он такой умненький-добренький! - и где лисицы, где зайцы, их совсем не остаётся! Да что лисицы! Ты сюда припёрся, на болото, сам дважды уже в лихорадке сваливался и людей, которых за собой привлечёшь, погубить хочешь несчётно. Что, на наших владениях свет клином для тебя сошёлся? Других мест нет, более пригодных, или расплодилось вас как мух, селиться больше некуда?

- Тут место особое, - спокойно возразил Федор, давая понять, что доводы любомилины на него не подействовали. - Однако ты в сторону ушла, и на вопрос мой не ответила.

- А как ответить? Куда ещё проще? Для нас жизнь в том, чтобы сразу, одновременно, быть не в одном, а во многих местах.

- Непонятно.

- Что же тебе непонятно? Ладно, ещё раз попытаюсь объяснить: вот, скажем, пришёл ты сюда и вырубил весь лес...

- Зачем мне это?

Любомила начала раздражаться.

- Ты хочешь или не хочешь слушать? Что у тебя за привычка такая - перебивать?

- Хорошо, хорошо, я слушаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман