Глаза пропасти

Маршан стал звонить Калебо по мобильному. Я стоял рядом, разглядывая вычурную лепнину на фасаде дома напротив, болтая портфелем и щурясь от заходящего солнца. Неожиданно на меня накатила волна тошноты. Такой силы, что я согнулся пополам и выронил портфель. Моей единственной мыслью было попытаться удержать кишечник и желудок от выплёскивания в окружающую действительность, чтобы не подвергнуться осмеянию и остракизму со стороны зарубежных коллег. Ни Маршан, ни полицейские не обратили на это внимания: Маршан озабоченно тыкал в кнопки телефона, а полицейские увлеклись разговором с девочкой лет десяти, которая только что вышла из подъезда. Я так сконцентрировался на себе и своей проблеме, что только краем уха уловил отрывок из их сюсюканья с ребёнком.

— О! Натали, ты уже уходишь? А где твоя мама?

Девочка что-то пролепетала в ответ. Меня немного отпустило, и я выпрямился, бросив на неё случайный взгляд. Девочка была одета в легкое жёлтое платьице, заляпанное красным каплями. Капало фруктовое мороженое, которое она с поглощала с недетской плотоядностью. Сентябрь в Париже выдался особенно тёплый, и мороженое огромным шаром грузно оплывало в несоразмерно миниатюрном вафельном стаканчике.

Девочка с любопытством посмотрела на меня. И тут, видимо от одного вида мороженого, рот мой наполнился тягуче-сладкой слюной: на меня снова накатила волна жуткой тошноты. Я выронил портфель и присел, зажимая рот ладонями. Где-то на периферии зрения жандармы обеспокоенно обернулись в мою сторону. Глаза мои наполнились слезами. Всё вокруг куда-то поплыло. Девочка преобразилась в какую-то расплывчатую и почему-то тёмную массу, в которой единственными чётко различимыми объектами были огромные, пронзительные глаза. Я сморгнул слёзы, и девочка снова обрела свою жёлто-детскую форму. Полицейские нагнулись к ней: девочка почему-то надрывно закашлялась. Один из жандармов сказал какую-то заботливую банальность. Девочка что-то прочирикала в ответ и торопливо ускакала прочь, капая мороженым направо и налево. Второй жандарм подошёл ко мне:

— С вами всё в порядке, мсье?

Как ни странно, как только он это спросил, тошнота необъяснимым образом исчезла. Я шумно выдохнул, подхватил портфель и наслаждением выпрямился.

— Пустяки. Вдруг затошнило ни с того, ни с сего…

Оба жандарма понимающе закивали. В этот момент Маршан злобно топнул ногой и спрятал телефон.

— Занято. Всё ещё болтает с кем-то… Я уже третий раз за последние минут сорок ему звоню… Вот старое трепло… Ладно, пойдём так. Не предупреждая. Не до этикета сегодня.

С этими словами он потянул на себя тяжёлую входную дверь и исчез в тёмной прохладе подъезда. Я приветливо махнул жандармам и поплёлся за Маршаном. Внутри здания мне пришлось ускориться: Маршан резво перепрыгивал через две ступеньки.

— Четвёртый этаж… — разъяснил он. — Лифта нет… Слушайте, Колин. Если Калебо откажется от моего присутствия при разговоре, я ожидаю самого детального… слышите, Колин? …супердетального отчёта. Сегодня же… Незамедлительно…

Я неопределённо хмыкнул в ответ, пытаясь поспеть за раздражённым инспектором. Маршан только убыстрял шаг и в итоге перешёл на прыжки. Я отстал от него на целых два пролёта. Оказавшись, наконец, между третьим и четвёртым этажом, я поначалу не понял, чем занят Маршан. Он стоял на лестничной площадке на коленях, спиной ко мне, и с чем-то возился на полу. С чем-то, что лежало в огромной луже.

Я рванулся наверх, спотыкаясь на старых, истёртых ступенях. Мне пришлось обойти, точнее оббежать Маршана, чтобы понять, что произошло. На площадке четвёртого этажа, чуть ли не плавая в яркой, артериальной крови, лежал полицейский. Из его исполосованного горла мелкими толчками выплёскивалась кровь. С каждым толчком, струя крови становилась заметно слабее. Маршан что-то делал с рацией, пристёгнутой к поясу жандарма. Вдруг рация захрипела. Маршан щёлкнул переключателем и завопил:

— Полицейский убит. Один дежурный — ко мне. Скорую немедленно. Вертолёт!

Маршан вскочил и безумными глазами уставился на меня. Я не знал, что делать и стоял, как идиот, прижимая портфель к животу. Точнее, я знал, что сделать уже ничего было нельзя: полицейский исходил последними граммами крови. Лицо его было землисто-серым.

— Калебо! — закричал Маршан и бросился к одной из двух квартир на площадке. Старинная, тяжёлая дверь казалась запертой, но, когда Маршан толкнул её рукой, она широко распахнулась, визгливо жалуясь на несмазанные петли. Маршан вытащил из-под мышки пистолет и шагнул внутрь. Я потоптался на месте и осторожно заглянул в квартиру.

Маршан неподвижно стоял в коридоре с опущенным пистолетом. Он посмотрел на меня — лицо его было мучнисто-белым. Я подошёл ближе, не зная, куда девать свой дурацкий портфель.