Глаза Сатаны

Женщина молча, с ненавистью и ужасом одновременно, смотрела на Фому, прищурив гадливо глаза.

— Я тебя спросил, сука! Чего молчишь? Отвечай! От девок и всех нас того требовала неукоснительно. А ну ответь, нравится тебе такое?

Она разлепила окровавленный рот, выдавила из себя, силясь не поддаться охватывавшему её ужасу:

— Ненавижу! Звери! Ублюдки!

Фома подскочил, отвесил ей увесистую пощёчину, видимо вспомнив, как она сама любила это делать. Женщина вскрикнула. Кровь засочилась из рубцов на лице, и она прикрыла его руками.

— Это ты её так отделал, Демид? — спросил Фома, бросая мстительный взгляд на лежащую женщину.

— Эта сука требует ещё. Фома, можешь ей это поднести. Вот нагайка. Ей это понравится.

Фома с видимым удовольствием примерился к рукоятке, а женщина вжалась в спинку тахты, глаза округлились в ужасе.

Мужик повременил немного, наслаждаясь состоянием шляхтички. Она прошептала запёкшимися губами:

— Только такие свиньи и звери могут бить беззащитную женщину, быдло!

— А кто ж тогда твои паны, если они тысячами порят наших баб, насилуют, пытают и убивают? Ага, насилуют. Может и мне попробовать, как это происходит? — Он повернул голову к Демиду, что всё рассматривал украшения.

Тот поднял голову, посмотрел, молвил:

— Я Омельке предлагал, да он перепугался. Займись ты. Хоть попробуешь, чего у неё есть того, чего нет у наших баб. Валяй. Фома!

Женщина взвизгнула, когда Фома к ней подошёл.

— Закрой змеиную пасть, сучка! — прошипел Фома, торопливо возясь со штанами. — Сама раздвинешь ноги, или саблей помочь?

Женщина тяжело дышала, таращила глаза, дрожала от ужаса предстоящего.

Фома тяжело навалился, последовала короткая возня, сдавленные вопли. Наконец он оторвался от женщины, проговорил отдуваясь:

— Всё, как у моей Фроськи. Ничего такого.

— А ты думал… Всё едино, только гонора больше, — и Демид протянул Фоме пригоршню монет. — Рассовывай по карманам, после поделим. Где там Карпо с Омельком?

Те появились с большими мешками.

— Мы готовы, — бросил Карпо, вопросительно поглядев на панну, вяло поправляющую платье, изрядно помятое. — Что с домом, Демид?

— Запаливай, — махнул рукой Демид и отвернулся.

— С энтой лярвой что? — спросил Фома.

— Это твои заботы, твоя заноза, ты и разберись.

Фома неторопливо подошёл к шляхтичке, в лице которой уже горел лишь один жалкий огонёк — желание жить.

— Вот и посчитались, ясновельможная. Молись, не молись, а я тебя отправлю на небеса, на суд божий.

Она открыла губы, просить пощады, как решил Фома, но его кулак смачно расквасил ей рот. Голова откинулась и она лишилась чувств.

Все уже вышли на двор, готовясь в дорогу. Фома деловито высекал искру, чертыхнулся, увидев горящие свечи в канделябре. Поднёс их к тёмным шторам окон, бросил на охапку соломы у ног шляхтички, посмотрел, как занимается пламя, плюнул в сторону ещё не очнувшейся женщины и вышел к товарищам. Те уже садялись на коней.

Конюх в волнении топтался рядом, броситься на помощь опасался, а Фома пригрозил ему кулаком, подошёл, схватил за шиворот, притянул и прошипел:

— Ты ещё не наелся ляшских подачек, Остап? Не смей! Пусть всё сгорит! Это змеиное логово! Езжайте, я догоню, — обернулся он к друзьям, тронувших коней пятками

Фома ещё пару минут молча смотрел на быстро разрастающийся пожар, потом удовлетворённо вздохнул, повёл потревоженными плечами и спиной, повернул коня и медленно поехал следом. Жар пожара достигал его спины, но крика он не слышал. Ещё раз обернулся, заметил, как Остап бегает по двору, не решаясь подойти ближе к дверям.

Вялые, усталые и угрюмые, люди остановились уже после полуночи в высоком орешнике. Неподалёку текла заболоченная речушка в камышах и осоке, что кишели комарами.

В молчании стали укладываться поспать. Лошади уже напились и жадно щипали траву, брякая недоуздками и подковами.

Первым встал Фома. Он деловито прислушался к жужжанию лучезарного утра, оглядел коней, едва видневшихся в орешнике. Раздул костерок, поставил рядом котелок с водой.

Проснулся Карпо, молча пошёл к речушке, поплескался холодной водой и неторопливо вернулся. Молвил тихо, посматривая на спящих в росе друзей:

— Уж слишком мы беспечны, Фома. Как бы до беды не дошло.

— А что, уже дела делали? — насторожился Фома.

— Случалось, — ответил Карпо, помедлил и немного поведал, как они оказались здесь и почему.

— А я тож хотел было притулиться к этому Косинскому, да узнал, что он лях и передумал. И как раз вовремя. Всё одно не успел бы. Его уже схватили. Слыхал, что простили.

— Точно. Почти всех простили, Фома. Странно это мне.

— И не говори. Да хоть шляхта, хоть наша старшина больше об своей кишени думку имеет. Редко кто повертается харей к людям.

Отряд держал путь на юг, намереваясь вскоре подойти к Днепру и дальше пробраться на Сечь. Вечерело, усталые кони понуро плелись, как и казаки, выискивая подходящее место для ночлега. По-прежнему не хотелось останавливаться по хуторам.

Сзади всех двигались Ивась с Омельком. Они как-то сразу сошлись и весь день вот так ехали рядом, неторопливо переговариваясь.