Источники освещения вдруг синхронно погасли, погрузив зал в кромешную тьму. Звон бьющегося стекла был последним звуком, который я смогла различить перед тем, как громкость музыки выросла во много раз, лишив возможности ориентироваться в пространстве на слух. Решение продолжить сидеть на своём месте и ждать, когда кто-нибудь из рабочего персонала устранит неполадки и наведёт порядок, казалось самым разумным, но внезапный тяжёлый удар, пришедшийся в правую половину лица, показал на практике, что я ошибалась. Моё бренное тело по инерции перекувыркнулось через подлокотник дивана и распласталось на голом полу, усеянном острыми осколками. Я чувствовала, как по щеке стремительно расползаются горячие пятна, но эпицентр повреждения определить не смогла. Оказывать сопротивление не было ни сил, ни смысла, ни желания. В конечном счёте, произошло ровно то, что с огромной долей вероятности должно было случиться ещё давным-давно. Не издавая ни звука, я лежала в неестественной позе и обречённо ждала дальнейшего развития событий, однако, несмотря на всю мою покладистость, экзекуция не прекратилась. Спиной я ощутила, как рельефная подошва увесистого сапога безжалостно оставляет на коже фактурный след, а бисер, пришитый к тонкой ткани, щедро добавляет острых ощущений. Руки выкрутили настолько резко, что единственным источником света для меня стали сверкающие искры, хаотично заплясавшие перед глазами. Словно сквозь толщу мутной воды до меня донёсся едва различимый щелчок кандалов, сомкнувшихся на руках и ногах, а также громогласный голос, велевший приказным тоном встать. Я бы и рада была покорно подчиниться просьбе, пусть и не самой вежливой, но власть над собственными конечностями была утрачена. Грубым рывком моему телу попытались придать вертикальное положение, а звонкой пощёчиной — привести в чувства, но сию манипуляцию организм стерпеть уже не смог. Не прощаясь, сознание наконец покинуло стены моего разума, подарив сладостное ощущение под названием «ничто».
«Не догонишь, не догонишь, не догонишь!» — задорные возгласы тянулись длинным шлейфом вслед за маленькой девичьей фигурой, резво несущейся по узкой тропинке, пролегающей меж величавых сосен. Преодоление каждого препятствия в виде крупных извилистых корней, выступающих над сухой землёй, сопровождалось заливистым смехом, но всё утихло, как только босая ножка угодила в их плен…
Подпрыгнув на ухабе, я от души приложилась затылком о твёрдый металл и постепенно вернулась к безрадостной реальности. Картина, которую я узрела, вполне соответствовала ожиданиям: перепачканные озлобленные лица, лишённые свободы действий конечности, разорванная одежда и прочные решётки, надёжно окружающие нашу недружную компанию со всех сторон.
— Очнулась, слабачка, — над ухом раздался язвительный женский голос. — Взбодрись, скоро приедем.
Уцелевшим глазом я всмотрелась в знакомое лицо самоуверенной барышни, восседавшей на узком сидении слева от меня, но ничего ей не ответила. Из принципа ли? Вовсе нет. При всём желании ничего членораздельного я бы физически произнести не смогла. Оглядевшись, я обнаружила, что места подле остальных не нашлось лишь для одной особи. Единственной, кто сидел на обшарпанном полу, как можно догадаться, была я. Задевал ли этот факт за живое? Нет. Уже нет. Поежившись от холода, я попыталась подтянуть под себя онемевшие ноги, но предпочла не предпринимать новых попыток пошевелиться, почувствовав, как тысячи острых иголок впиваются в кожу. Видимо, в неудобном положении придётся сидеть до конца пути. Желающих высказаться больше не нашлось, поэтому до полной остановки мы ехали в гнетущей тишине, нарушаемой лишь периодическим скрипом тормозных колодок на светофорах и рёвом восьмицилиндрового двигателя. Водитель даже не старался ехать хоть чуточку плавнее, ведь на то у него не было никаких объективных причин.