Глазами богов

Перед ней открылась синева бескрайнего неба – гипнотическая красота планеты с высоты околоземной орбиты; прячущееся за горизонт оранжевое солнце на фоне черноты вселенной успокаивающе ласкали Её глаза тёплыми лучами.

«А могу я увидеть своих родителей, свой дом, Бар-Харбор?» – поинтересовалась Она, улыбаясь звёздам. «Ты жалеешь, что сделала?» – «Не знаю». Он несколько секунд молчал, и неохотно ответил: «Можешь, но впредь – только своими глазами. И на последствия я уже не смогу повлиять? Есть вещи, сокрытые даже от меня, на которые я не имею возможности повлиять». – «Ты о чём?» – «О добре…», – «Но ты же Бог?» – «Я другой бог, не тот, о котором ты думаешь», – и Он отпустил Её, оставив наедине со своим Желанием – покончить с собой.

…Она увидела знакомые очертания материка Северная Америка. Вот восточное побережье – Атлантический океан – Новая Англия – Мэн – остров Бар-Харбор – их вилла – двор – отец – мать – сестра – пёс Чаки:

…убитая горем мама лежит в кровати, незнакомая девушка в белом чепце стоит в изголовье с подносом в руках, на котором стоит блюдце с таблетками, тюбики с лекарствами, стакан с водой…

…Мама, мама, молодая мама – ближе… ближе… лицо… глаза… ближе – мысли:

/я беременна, будет девочка, моя доченька; дорогой, у нас будет ребёнок/;

…Траур. Отец понуро сидит на садовой скамейке во дворе, смотрит воспалёнными глазами на тёмно-синюю гладь океана; в одной руке начатая бутылка виски, в другой сигара (он никогда не курил!); печальные, красные глаза о чём-то думают, что-то вспоминают…

Ближе, ближе… ближе… и…

И мысли отца выплеснулись на Неё огненным дождём, обжигая сердце такой печалью, таким страданием, сравнить которое Она могла разве что со своим состоянием в те минуты, когда разочарованная в первой любви шла к обрыву на погибель свою:

– отец – ещё молодой двадцатидвухлетний юноша – нежно прижимается щекой к обнажённому животу беременной мамы; целует, гладит, смотрит на живот, разговаривает с ним, будто знает, что Она его слышит и видит в утробе;

– он придумывает Ей имя: Мишель, – если родится девочка; Морис, если мальчик; но УЗИ показало 99%, что родится девочка; «Мишель, моя Мишель», – шепчет отец, разговаривая с животом мамы (с Ней);

– отец плачет от счастья, когда через смотровое окно родильной палаты впервые видит Её на руках мамы; он поистине радуется Её рождению, и гордостью наполняется его мужское сердце за то чудо, которое подарила человеку природа: способностью продолжать свой род;

– отец думает о ней, и – о, боже! – он думает о ней больше, чем о маме! И чаще, чем Ей казалось со стороны. Папа думает о Ней и живёт Ею по шестнадцать часов в сутки; даже ночью во сне он помнит про Неё!

– отец думает обо всём, что Она делает, чего желает, о чём мечтает, и постоянно – ежедневно! – проигрывает, просчитывает и продумывает Её будущее; и делает это с таким благоговением и теплотой, что Она заплакала. Он желает ей только одного: счастливого и благополучного будущего;

– к Её пубертатному возрасту у отца просыпается чувство ревности к Ней, и это гложет его. Он беспокоится за Её семейное счастье, думает о Её будущем муже, который должен быть достойным как Её, так и их клана; он постоянно перебирает кандидатов на трон жениха, зятя и отца своих внуков. Роберт из Англии, сын его друга, лорда из Суссекса, – вот на кого падает выбор отца. Именно такого человека папа хочет видеть в мужьях своей дочери. Как же она раньше не подозревала, не замечала, что отец, со стороны сдержанный, серьёзный и консервативный, у которого редко когда выпросишь лишний поцелуйчик перед сном, – как же Она не замечала, что он, оказывается, такой проницательный, жалостливый, заботливый и так хорошо знает Её вкусы и предпочтения. Даже в молодых людях. Тот Роберт из Англии, – Она пару раз его видела. Да, он хорош. Он в её вкусе, но она не любила его, хотя… Хотя теперь, зная чаяния отца и одобрение суженого матерью, Она бы, не раздумывая, полюбила Роберта и обвенчалась, чем сделала бы родителей счастливыми. Но… теперь уже поздно;

– отец думает о Её образовании, о здоровье, о будущем финансовом положении; открывает ячейку на Её имя в одном из банков в Бостоне, депозиты; и волнения, и боль, и долгие засыпания ночью с мыслями о Её Будущем Счастье!

– Папа! – закричала Она. – ПАПА-А-А-а!!!

И только заунывный штормовой солёный ветер в ответ. И жалобный крик чаек.

Воспалёнными и красными от слёз глазами отец посмотрел на хмурое небо, будто услышал там чей-то зов…

– Простите меня-я-я! – взмолилась Она, понимая, какую огромную ошибку совершила. Но обратного пути – возвращения, – пусть на такую ужасную, но, в целом, красивую и родную землю, в любимую семью, где она была желанна по-настоящему, у Неё больше нет!

Обратная дорога закрыта!

В таком отвратительном виде, какой у Неё сейчас, Она никому не будет мила: процесс разложения уже начался.