Глазами, полными любви

Прабабушка Анисья в их новом доме появилась не сразу. Вначале родители попытались отправить детей в детский сад и ясли. Наташе запомнилось, как няньки делали отчаянные попытки насильно кормить ее манной кашей. Делалось это так. Когда вся малышня вставала из-за стола, «директоршину дочку» хватали в охапку, утаскивали на кухню, сажали на колени какой-то тетке в белом халате, и та начинала толкать девочке в рот ложку с отвратительной скользкой субстанцией. Неизвестно, какая причина лежала в основе тех сеансов пыток, но манная каша еще долгое время вызывала у Наташи рвотный рефлекс.

Помимо всего прочего в так называемом детском саду почти не было игрушек. С детьми никто особо не занимался, во время прогулок они уныло бродили по огороженной территории, не зная чем себя занять. Самые младшие совали в рот и за шиворот другим детям песок из песочницы. Более старшие толклись возле единственной деревянной горки, периодически всаживая занозы в ноги и попы. Однажды мальчик из их группы нашел возле забора куст белены и решил попробовать вкус ядовитых ягод. К счастью, ребенка откачали. Родители шум поднимать не стали, в то время это было не принято.

Проведя несколько дней в детской «резервации», Натка стала категорически отказываться от посещения этой богадельни для малолетних. Пару раз отцу удалось перехитрить девочку. Утром к дому подъезжала плетеная из ивового прута легкая пролетка, запряженная роскошным цвета воронова крыла жеребцом. Она служила молодому директору совхоза персональным транспортом.

Когда дочь закатывала истерику, отказываясь идти в ненавистный детский сад, Алексей Михайлович садился рядом с возничим и ласково подзывал ее:

– Наточка, хочешь на лошадке прокатиться?

Ничего не подозревающая девочка сразу успокаивалась, легко вскарабкивалась в пролетку, но всякий раз поездка заканчивалась возле ограды садика. Там отец сдавал ревущего ребенка на руки злобным теткам, а сам уезжал на работу. Но после нескольких сеансов откровенного бунта родители смирились. Из Новосибирска вызвали подмогу в лице прабабушки Анисьи.

* * *

Почему секретаря комсомольской организации крупного вуза, получившего «красный» диплом, загнали в такую глухомань, Наталья так никогда и не узнала. Пока отец был жив, не приходило в голову спросить. Да и вряд ли бы он ответил с полной откровенностью. Очевидно, для подобного распределения имелись свои резоны. В 1956 году ветры сталинских времен все еще давали о себе знать. Не исключено, недавнего студента загнали в «ссылку» по веским причинам.

Кто знает, возможно, Алексей Михайлович, будучи по природе человеком добрым, честным и открытым, заступился за кого-то или перешел кому-нибудь дорогу. Вряд ли найдется в России семья, где не хранились бы своя тайна или печальная память, связанные с суровой жизнью страны довоенных, военных и послевоенных лет. Факт остается фактом: судьба закинула молодую семью из крупного сибирского города в жуткую глушь.

…Вид Усть-Ламенки Наталья Алексеевна за давностью лет припомнить уже не могла, но воспоминание о старой кирпичной бане, стоявшей на берегу небольшой реки, сохранилось ясно.

– Интересно, – думала она, поворачиваясь поудобней на жесткой вагонной постели, – сохранилась ли еще та баня, в которой меня, только что выловленную из воды, успокаивала и отогревала сердобольная банщица? Если бы не эта добрая женщина, заметившая маленькую девочку, барахтавшуюся в воде рядом с подломившимися мостками, не лежать бы мне сейчас на этой полке…

Помимо бани запомнился старый деревянный дом, выделенный семейству для житья, потемневшие от времени сараи с навесами в просторном дворе, покрытом летом мягкой травкой-муравкой. Под одним из навесов, приделанном к сараю, летом часто сидела на стуле мама в легкой соломенной шляпке – молодая, красивая, с вышивкой в руках. Взрослые говорили: «Анне нельзя находиться на открытом солнце». Видимо, у нее уже тогда было что-то не в порядке с легкими.

В другом сарае жили индюки. Один из них, самый большой, являлся злейшим Наткиным врагом. Стоило ей выйти зимой во двор в теплых штанишках ярко-алого цвета, он принимался гоняться за девочкой по двору. Однажды, не заметив рядом своего недоброжелателя, девочка приспустила «революционные» шаровары и присела на корточки по неотложному делу. Невесть откуда взявшаяся тварь подкралась сзади и пребольно клюнула ребенка в голую попу! С ревом и невыносимой обидой в душе Наташа бросилось домой.