Глядя на солнце

Через несколько минут он ушел от нее в садик. Была теплая, черная, беззвездная ночь; он сел в пластмассовое кресло и посмотрел назад на дом. Он думал о всех часах, которые потратил зря с Человеком-Памятью, машиной, собранной из лучших частей мозга нескольких тысяч людей, о том, как он получил куда более ясные ответы от стареющего сознания своей матери. Да, милый. Да, милый. Нет, милый. Сказано с высоты ста лет жизни; сказано с края могилы. И все же, и все же… сама категоричность ее ответов… Старость все-таки обладает собственным высокомерием. Откуда у нее такая уверенность? Дожить до ста и не выдавать ни малейшего страха смерти, разве это не указывает на отсутствие воображения? Быть может, чувство и воображение — проводники лучшие, чем мысль. «Бессмертие не благоприобретенный вопрос», — процитировала ему АП в какой-то момент. И потому, возможно, остальные вопросы тоже не были благоприобретенными; и прилагать к ним свой мозг имело смысла не больше, чем накладывать гаечный ключ на гайку других размеров.

Одно из занавешенных окон верхнего этажа нарушило затемнение. Грегори вспомнился другой сад где-то под Таучестером. Бок о бок с матерью на пожарной лестнице высоко над запущенным газоном. Он поднимает повыше свой золотой «Вампир», и она поджигает тоненький шнур, ведущий к коричневому цилиндрику с реактивным топливом.

Иногда топливо не воспламеняется, или же воспламеняется, и аэроплан врезается в землю; иногда же аэроплан аккуратно планирует, а ракетный двигатель летит вперед — крохотная алюминиевая канистра проносится над садом и запутывается в живой изгороди за елями.

Конечно, понял он, это неправильно, но ту же ошибку совершаем мы все. Мы все принимаем на веру, что аэроплан летит благодаря двигателю и прямо. Но существует гораздо больше возможностей, гораздо больше вероятностей.

Зрелость — плод не времени, она плод того, что мы знаем. Самоубийство не просто реальная философская дилемма нашего века, оно также заманчивый пас в сторону. Самоубийство бессмысленно, потому что жизнь и так недолга; трагедия жизни — ее краткость, а не ее пустота. Государства и народы были совершенно правы, думал Грегори, запрещая самоубийство, потому что такое действие порождает в совершающем его ложное понятие о ценностях. Самоубийство придает человеку огромную важность в собственных глазах. Какое жуткое тщеславие требуется, чтобы оборвать собственную жизнь. Самоубийство не самоуничижение. Оно не говорит: я так несчастен и незначителен, что, если я покончу с собой, это ни малейшего значения иметь не будет. Оно провозглашает прямо противоположное: глядите, говорит оно, я достаточно важен, чтобы покончить с собой.

Быть может, он начал подумывать о самоубийстве, потому что увидел себя неудачником. Шестьдесят — и почти ничего не сделал; жил со своей матерью, жил один, вновь живет с матерью. Но кто сказал, что это равносильно неудаче? Кто определяет, что такое успех? Разумеется, преуспевшие. А если им дозволяется определять успех, то тем, кого они объявили неудачниками, должно быть дозволено определить неудачу. Следовательно — я не неудачник. Пусть я тихий мягкий человек шестидесяти лет, который почти ничего не сделал, но это не делает из меня неудачника. Я не признаю ваши категории. В былые времена некоторые кочующие племена считали себя единственным племенем на земле, и эта вера не подрывалась встречами с другими племенами. Люди, которых называли преуспевшими, напоминали Грегори эти племена.

Еще одной ошибкой были все эти размышления, все эти вопросы. Бог оказался мотоциклистом в четырехстах пятидесяти милях от западного берега Ирландии, в очках, защищающих глаза от водяных брызг, осторожно катящим вперед, будто волны были песчаными дюнами. Ты веришь этому? Да, подумал Грегори, я этому верю. В конце-то концов, единственным другим ответом может быть только Нет. Ошибка заключается в уверенности, будто вы способны доказать, способны объяснить что-то, или в том, что вы считаете такое объяснение необходимым. И он — как и огромное большинство других людей — занял невозможную среднюю позицию, терпимую, но и скептическую позицию, и сказал: если вы можете продемонстрировать, что некая модель мотоцикла с неким типом седока, такими-то шинами и такой-то мощности способна стоять на воде, оказывая настолько малое давление на поверхность, что может двигаться вперед, вот тогда я поверю в Бога. Смехотворная позиция, но, кроме того, абсолютно нормальная. Люди думали, что получить доступ в Царствие Небесное, или куда там еще, это что-то вроде получения закладной. И некоторые люди прибегали к услугам наилучших священнослужителей, точно так же, как прибегали к услугам наилучших адвокатов.