Однако, как мы точно знаем, Пенни Данбар, пусть даже слабая и неизменно хрупкая, была экспертом по выживанию любыми способами. Обеденный перерыв она проводила вместе с классом – повелительница изоляции и скуки. Гнобила учеников планомерным молчанием.
Вышло так, что она стала первым студентом за многие годы, выдержавшим практику до последнего дня, и ей сразу предложили работу – место в школе.
С мытьем кабинетов покончено.
Подруги с прежней работы повели ее выпить.
На следующий день Майкл сидел рядом с ней возле унитаза. Гладил по спине и утешал:
– Ну что, блага свободы?
Между рвотой и всхлипами она смеялась.
В начале следующего года как-то вечером Майкл заехал за Пенни в школу и увидел, что ее обступили три здоровенных подростка, с их по́том, стрижками, ручищами. В первое мгновение он чуть было не выскочил из машины, но затем разглядел – в руках у нее был Гомер: она читала вслух и, видимо, какое-то из самых жутких мест, потому что мальчишки гримасничали и азартно гикали.
На ней было платье цвета мяты.
Заметив, что Майкл подъехал, она захлопнула книгу, и парни расступились. «До свидания, мисс, до свидания, мисс, до свидания, мисс», – попрощались они, и Пенни села в машину.
Но не сказать, чтобы все шло гладко, вовсе нет.
Бывало, собираясь на работу, он слышал, как Пенни в ванной уговаривает себя, не решаясь начать день. Майкл спрашивал: «Кто на сей раз?» – потому что она стала работать индивидуально с самыми трудными, один на один; и, кого за час, кого за несколько месяцев, она дожимала каждого. Некоторые даже брали ее под покровительство. Если другие ребята безобразничали на уроках, их отзывали в туалет, где трясли за грудки между писсуарами. Не тронь Пенни Данбар.
Во многих смыслах ее специальность «английский как неродной» оказывалась издевательством, поскольку немалая часть ее учеников были дети как раз с родным английским, но не способные прочесть на нем даже одного абзаца – и вот эти обычно и оказывались самыми злобными.
Она садилась с ними у окна.
Она принесла из дому метроном.
Пацан смотрит недоуменно, спрашивает:
– Это что за херовина?
На что Пенни отвечает без эмоций:
– Читай в такт.
Но, в конце концов, это должно было произойти.
На пятом году учительской работы однажды вечером она пришла домой с тестом на беременность, и в этот раз им было что отпраздновать, но пришлось отложить до субботы.
И на следующий день оба, как заведено, отправились на работу: Майкл заливал бетон.
Он сообщил новость нескольким приятелям – они отложили работу и пожали ему руку. Пенелопа в Хайперно занималась с ершистым, но чудесным мальчуганом.
Она читала с ним у окна. Метроном щелкал.
В субботу они пообедали в том роскошном ресторане, что в Опере, и встали наверху, на ступенях. Великолепный старый мост висел перед ними, паромы ходили по бухте. Ранним вечером они вышли оттуда, и у причала только что пришвартовался теплоход. Толпы гуляющих на эспланаде, сплошные объективы и улыбки. В здании и в стеклах были они – Майкл и Пенни Данбар, – а у подножия театральной лестницы появились пятеро мальчишек и стояли в ожидании… и скоро пара спустилась и встретилась с нами.
И оттуда мы пошли вместе – сквозь толпу и ее гомон, сквозь город, набухший солнцем.
И смерть шагала с нами.
Часть пятая. Города + воды + преступники + арки+истории
Эффектный выход
Разумеется, в тот вечер кулаков, перьев и братьев Генри должен был появиться с помпой.
Вспоминая те минуты, я вижу в них последнюю волну нашего общего отрочества. Как только для Клэя то, как он выходил из тоннеля в Бернборо-парк, было в последний раз, так это было в тот вечер для Генри и для нас. И в следующие несколько дней то и дело эта волна еще ненадолго возникала; прощальный кивок последним остаткам юности и безголовости.
Мы больше не увидим их, не будем ими.
Это произошло довольно скоро. Работал телевизор.
После горячего спора «Человека дождя» заменили на фильм, который Рори как-то подарил мне на Рождество. «Мальчишник». Как выразился Рори, если уж непременно надо смотреть фуфло из восьмидесятых, то пусть уж интересное. А Генри говорил, что это Том Хэнкс в лучшие дни, пока не зажрался и не стал получать золотые глобусы и всякую херотень; он изучил вопрос.
Мы сидели вчетвером.
Я остужал льдом кулаки.
Рори и Томми хохотали.
Гектор, развалившись, будто одеяло в стальных полосах, мурчал у Томми на коленях. Клэй на диване молча смотрел, молча истекал кровью.
Шла как раз любимая сцена Рори – где бывший парень главной героини голым сваливается в люк на крыше машины, – и тут наконец появился Генри.
Сначала шаги.
Звон оброненных ключей.
Поворот замка.
Затем кровавое улыбающееся лицо, на свету в дверях гостиной.
– Как? – воскликнул он. – Да вы, гады, издеваетесь? Без меня смотрите «Мальчишник»?
Сначала никто из нас на него и не взглянул.
Вернее, Клэй-то взглянул, но он не мог двинуться.
Остальных слишком увлекла катавасия на экране.