Эта новость сильно повлияла и на Глинку. Он писал Булгакову, что покойный действительно «принадлежал именно к разряду тех немногих людей, которым, кажется, никогда умирать не следовало», «помню только его дружбу и доброжелательство ко мне»[749].
Музыкальные «объедения»
Супруги Кашперовы были действительно преданы Глинке. Ден, видя их искреннее отношение, частично передал им свои обязанности по каждодневному наблюдению за здоровьем композитора. Они часто бывали у Глинки. Вместе ходили в театр и на концерты, а в случае малейшего расстройства его здоровья приходили его развлечь — болтали, читали, стараясь отвлечь от грустных мыслей.
Между приступами плохого самочувствия Михаил Иванович посещал все самые важные музыкальные события. Глинка уже не в первый раз слушал органиста Карла Августа Хаупта (1810–1891), его исполнение он ценил за виртуозность и серьезность. Все концерты проходили на высоком уровне, но особенно его поразила Месса
Осень 1856 года была богата на театральные постановки. Глинка пребывал в восторге — исполняли его любимые сочинения: пять опер Глюка, несколько опер Керубини и Мегюля, много опер Моцарта, даже его «Похищение из Сераля», что считалось экзотикой, «Фиделио» Бетховена, которую он знал уже наизусть.
В театре они с Кашперовыми снимали просторную ложу.
Глинка чрезвычайно эмоционально реагировал на то, что происходило на сцене. Во время исполнения оперы «Ифигения в Авлиде» Глюка он рыдал на плече друга. Исполнители были бесподобны, о чем он сообщал сестре: «Боже мой! Что это такое на сцене!..»[752]
Он впервые, как сообщал друзьям в письмах, слышал эти оперы в таком качественном исполнении, близком к идеалу. Сценическое представление «Орфея» Глюка он назвал «чудом», «Волшебная флейта» Моцарта вызвала гастрономические ассоциации — «объедение, что за вещь!»[753].
Часто во время спектакля он, сраженный услышанным, громко восторгался и делился впечатлениями с окружающими. В результате поднимал такой шум, что обращал на себя внимание посетителей. Во время одного из эмоциональных «приступов» Михаила Ивановича к ним в ложу даже поднялся главный руководитель музыкальной жизни города Мейербер, желая утихомирить русского гения.
Он с юмором сказал:
— В вашей ложе, говорят, есть какой-то маленький русский, который шумит на весь театр.
Дебют в Берлине
В конце декабря 1856 года, в антракте одного из оперных представлений, Мейербер, разговорившись с русским композитором, сделал ему выгодное предложение. Он был под большим впечатлением от его музыки после концерта в Спа, особенно хвалил его умение оркестровать, и теперь хотел исполнить его музыку в Берлине. Он думал представить номера из оперы «Жизнь за царя» на самом престижном музыкальном событии года — на ежегодном большом концерте в Королевском дворце, где будут присутствовать король Пруссии и весь двор.
Он просил Глинку выбрать что-то на свое усмотрение. Глинка был доволен, что ему сделал такое предложение известный музыкант, занимавший должность генерального музыкального директора при дворе прусского короля, который к тому же имел кровные связи с русской императорской семьей. Он знал, что прусский король был братом вдовствующей российской императрицы Александры Федоровны и близким другом скончавшегося Николая I. Но кроме того, Глинка ценил Мейербера как профессионала, считая его «отличнейшим капельмейстером во всех отношениях»[754]. В распоряжении маэстро были лучшие артисты, оркестр и Соборный хор, которым недавно восхищался Глинка. Он эмоционально сообщал на французском, что будет «дебютировать как композитор под покровительством прусского короля»[755]. Для Глинки высокий статус концерта и общение с аристократией были важны и резонировали с его дворянским мировоззрением. Несмотря на присущий ему демократизм в общении с людьми разных сословий, ему была важна идентичность с элитой.
В январе 1857 года Мейербер сказал Глинке, что он остановился на трио «Ах, не мне, бедному сиротинушке», в котором главную партию Вани будет исполнять известная певица, солистка Королевской оперы Иоганна Вагнер{537}. Глинка был польщен, еще недавно с Кашперовым они слышали ее в опере «Ифигения в Авлиде» и восхищались ею. Михаил Иванович рассказывал о ней русским адресатам: «…красивая, статная женщина, владеющая огромным mezzo-soprano»[756].
Вероятно, Глинка встречался с госпожой Вагнер у нее дома, где они изучали ее партию вместе. А потом он участвовал в репетиции певцов, которая проходила под фортепиано, — с Вагнер также пели Эдуард Мантиус, солист Берлинской королевской оперы, и Л. Херренбургер-Тучек. Так что партии были выучены превосходно.