Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Коляска прибыла в Харьков примерно 10 мая. Здесь он должен был встретиться с отцовскими товарищами по поездке. Глинка первым делом направился в единственный музыкальный магазин в городе, о котором узнал заранее. Его владельцем был поляк Иван Матвеевич Витковский, личность известная и в Петербурге. Вероятно, о нем Глинка мог слышать от Энгельгардтов, владеющих землями на Украине, или от Маркевича, пылкого националиста. Витковский преподавал в Харьковском университете по рекомендации Гёте и Шиллера. Он называл себя учеником Гайдна, и, конечно, Глинка не мог с ним не познакомиться. В магазине, куда он пришел, стояло фортепиано. Чтобы привлечь внимание к себе, он сыграл эффектное первое соло концерта Гуммеля.

— Виртуоз пожаловал к нам в глубинку?! — удивился хозяин магазина.

Так началось их знакомство. Еще неделя пролетела в Харькове в прекрасной компании, где они «потешались музыкой».

После переправы через могучий Дон в Аксае Глинка с попутчиками очутился, как он указывал, «в настоящей Азии». Никто из его родственников и друзей не бывал еще здесь, он чувствовал себя первооткрывателем, героем, что «льстило его самолюбию»[88].

Край света

Подъезжая в конце мая^{115} к Горячеводску, первому пунк-ту назначения, юноша рассматривал Кавказский хребет с покрытыми снегом вершинами и знаменитый Эльбрус. Города здесь еще не было, поселение как раз в эти годы отстраивалось. «Состояние дикое», — писал об этой местности Глинка и добавлял: но «величественное»[89]. Домов мало, церквей и садов не было. Все внимание притягивала природа: город располагался в окружении конусообразных вершин на высоте 500 метров над уровнем моря. Любитель пернатых, Миша не мог не обратить внимания на парящих в ясном небе орлов, которых обессмертили в своих творениях Жуковский и Лермонтов.

Дикость мест, в восприятии современников, отзывалась и дикостью нравов местных жителей, как считали приезжие русские. С 1817 года здесь шла продолжительная ожесточенная Кавказская война с горскими народами, которые оказывали сопротивление императорской армии и пытались отвоевать свою свободу. Миша попал на военную территорию, и отголоски сражений доходили и до этих мест.

В Горячеводске товарищи поселились в центре, в небольшом домике надворной советницы Хандаковой, считавшемся одним из лучших в Горячих Водах. Под домом, в лавке, продавались турецкие платки, персидские ковры, кашемировые ткани и шелковые материи.

Жизнь в Горячеводске оказалась приятной. Приезжие предавались гастрономическим удовольствиям. Продукты стоили дешево. Повара готовили отличных цыплят и кур, а из экзотики — фазанов и молодых барашков. Подавали на стол вкусные овощи, свежевыпеченный хлеб, всевозможную зелень, пряные травы. Местное вантуринское вино заменяло дорогие фряжские, то есть французские.

Лечение состояло из приема неприятной по вкусу и запаху «кисло-серной» воды в Елизаветинском источнике. Товарищи прогуливались туда утром и вечером. Следующая процедура — купание в «серных»^{116} Александровских ваннах. Глинка с иронией вспоминал: «Варили меня в ванне, иссеченной еще черкесами в камне». Температура воды могла достигать 46–47,5 градуса по Цельсию. Несмотря на точное следование назначениям, здоровье юноши ухудшалось, возможно потому, что долгие горячие ванны, как выяснили позже врачи, противопоказаны при золотухе.

Порядок посещения ванн создавал пространство социального равенства. Посетители принимали ванны по принципу «живой» очереди — кто раньше пришел, тот и отправлялся на процедуры. Таким образом, чины, звания и статусы не играли роли. Здесь же могли завязываться знакомства — после ванн, во время отдыха, когда великосветские дамы и офицеры возлежали на ложе. Это полностью переворачивало светский этикет.

По главному бульвару поселения фланировало множество людей, пестротой и щегольством напоминая Невский проспект Петербурга. Денди привносили в светский костюм элементы черкесского колорита, офицеры гарцевали по городу на лихих черкесских конях. Смесь калмыков, черкесов, татар, казаков — настоящее вавилонское столпотворение. На улицах звучал духовой оркестр, исполняющий военную музыку. Вся атмосфера курорта, напоминающая современникам даже Венецианский карнавал из-за смешения стилей и языков, казалось, была создана для любовных приключений[90].

Но мужское окружение Глинки совсем не располагало к флирту: военные герои рассказывали о битвах. К тому же Николай Петровский-Муравский привез с собой хорошую библиотеку, и оставшееся от прогулок и процедур время они посвящали чтению.