В свете каждый следил за внешним видом. Глинка не был исключением, он строго следовал этикету. Красота внешняя приравнивалась к красоте внутренней. Ему хотелось быть денди. Один из знакомых Глинки, писатель Александр Стру-говщиков{126}, с которым они виделись в пансионе, оставил воспоминания о внешнем облике Мишеля тех лет: очень маленького роста, стройный, черноволосый, с большой головой, на лице выделялся крупный прямой нос, запоминался выдвинутый вперед подбородок. При этом фигура казалась гармоничной, соразмерной[93]. Броской красотой он не отличался, так что успехом у первых красавиц света не пользовался. В обстановке дружеского застолья, за разговором он, бывало, оживлялся, выделялся быстротой движений, звонким голосом и энергичной речью. Порывистые, судорожные движения поражали окружающих. Иногда он вдруг остановится, обнимет друга за талию или станет на цыпочки и горячо шепчет что-то на ухо.
Помимо маленького роста он привлекал внимание хрупкостью и бледностью, соответствуя типажу романтического юноши{127}. Именно таким его изобразил русский портретист Михаил Иванович Теребенёв (1795–1864), в то время популярный среди русской знати. На акварельном портрете 1824 года мы видим утонченного романтика, с глубокими темными глазами на подчеркнуто светлом, будто набеленном лице{128}.
Через дальнего родственника Глинка был представлен Александру Николаевичу Бахтурину, правителю канцелярии Совета путей сообщения. У него было вакантное место — помощника секретаря. Это была низшая должность в структуре секретарской иерархии, но с приличным годовым окладом в тысячу рублей (примерно 300 рублей серебром). Мечты о Министерстве иностранных дел, где открывались бы возможности для путешествий, не сбывались. Расходы Глинки росли с каждым днем — наем квартиры, светская жизнь, посещение театров, наряды, услуги парикмахера, экипажи, уроки музыки и иностранных языков. Жизнь в Северной столице была весьма дорогой: семья в среднем тратила по разным подсчетам от 3,5 до 6 тысяч рублей в год.
Вариантов не было.
— Да, я согласен, — ответил Мишель Александру Николаевичу.
7 мая 1824 года Глинка, почти достигнув возраста двадцати лет, был впервые принят на службу.
Мишель принялся за дело с воодушевлением. Государственная служба воспринималась как нравственный долг дворянина. К тому же он усвоил, что успехи в карьере являлись своеобразной «лакмусовой бумагой» для света в присвоении общественного статуса.
Ведомство{129}, в котором служил Глинка, являлось важным стратегическим центром развития страны. Здесь разрабатывались пути коммуникации — строительство водных каналов и прокладка дорог, что для Российской империи с ее огромными территориями было делом государственной важности.
По положению 1811 года, при каждом министерстве была создана канцелярия, которая являлась органом делопроизводства. В ней решались как внутренние дела, так и осуществлялась координация с другими учреждениями. Для выполнения технической работы требовался большой штат — писцы, письмоводители, переводчики и регистраторы, которые поддерживали разветвленную бюрократическую систему. Задача канцелярии заключалась в том, чтобы «доложить дело», то есть составить докладную записку, описывающую проблему. Сюда включались процедуры сбора и анализа информации, оформление ее согласно юридическим нормам, а также подготовка дела к рассмотрению.
Глинка служил в канцелярии, которая координировала деятельность Совета, действующего при министре. В него входили важные персоны — директора департаментов и подразделений министерства. Во время службы Глинки его составляли четыре генерала: Лев Львович Карбоньер, Степан Францевич Сеновер, граф Егор Карлович Сиверс и Александр Саввич Горголи. Каждый из них прошел через Отечественную войну, отличился на службе и был знаком с императором. Таким образом, Мишель оказался приближенным к военной и бюрократической элите.
В обязанности Глинки входили стандартные обязанности, которые и сегодня выполняют секретари — написание бумаг по правилам делопроизводства, сбор документов, подготовка их для предоставления министру и затем Совету.