Глинтвейн для Снежной королевы

— Да нет, она все бумаги собирала, чтобы дом пополам поделить, а до суда дело не дошло, как-то все притихло. Ей же полагается какая-то часть, как дочери. Я в этом не разбираюсь, а она целый год все копалась, копалась, а потом вдруг надоело. Так и жили. На лето — дачники… Я продавала цветы и рассаду, иногда подрабатывала в варьете.

— Ты танцевала в варьете? — удивился Самойлов.

— Нет, — легкий переход от отчаяния к улыбке и обратно. — Я была ассистенткой у волшебника. У мага, так сказать, и чародея. В основном пряталась в ящике с зеркалами.

Инна прилегла в кресле, глядя, не мигая, в полоску черного пространства между занавесками. Старик слушал ночь. В доме иногда вдруг что-то вздыхало, поскрипывало, но не страшно, а как-то по-домашнему. Хороший дом, что и говорить. Можно ли убить за дом? Такая маленькая, такая молодая…

— Сколько тебе полных лет?

— Много.

Утром Старик решил побыстрее осмотреть дом и уехать. Инки нигде не было, и он стал ходить по комнатам, вдыхая запахи чужой жизни. В одной из комнат были свалены в кучу детские игрушки, горшки, стульчик для маленького, раскладушки. Старик устал, не выспался. Когда он взобрался на чердак, Инка пришла в дом, он услышал ее шаги внизу, окликнул. На чердаке пахло старой паутиной, но больше — деревом и травой. На чердаке были сумерки. Когда глаза привыкли, Самойлов обнаружил ровно посередине пола дыру — квадрат полтора на полтора метра, закрытый металлической сеткой. Старик задрал голову вверх, но ничего не мог рассмотреть: купол оказался очень высоким, его внутренние деревянные перегородки, плавно изгибаясь, уходили в темноту. На чердак поднялась Инна с красной палочкой во рту.

— Хочешь? — Она достала из кармана и протянула ему леденец — шарик на красной палочке.

— Зачем эта дыра в полу? Куда она ведет? — Самойлов взял леденец, но разворачивать не стал, сунул в карман.

— Это что-то вроде колодца сквозь весь дом, до самого подвала. Изнутри его не вычислить. Это отец все устроил. Он нам маятник Фуко делал. Высоты купола было недостаточно.

— Сделал? — удивился Самойлов, вспоминая, что такое этот самый маятник.

— Ну! Прикинь? Земля вращается! — радостно объявила Инка. — Сверху, с самой высокой точки купола, спускался отвес на веревке, мы с сестрой простояли больше часа в подвале и видели, как он начал двигаться, мы схватились за руки и закричали, потому что Земля вращалась! Он был гений, наш отец. Если хочешь, могу показать его чертежи вечного двигателя.

Старик прошел по чердаку. Откуда-то на него капнуло. Он удивился, не успел ничего подумать, как его захлестнуло знакомое ощущение находки — помесь ужаса и подвалившей удачи. Капнуло сверху. Самойлов внимательно посмотрел на Инку. Она рылась в старом ящике с бумагами. Старик закрыл глаза руками, постарался внутренне успокоиться. Капнуло еще раз. Еще ничего не поняв до конца, Старик поднял голову и постарался разглядеть самый верх купола. Так и есть. Там что-то было подвязано, в самом верху. Не опуская голову, Старик скосил глаза и посмотрел на Инку. Она, замерев, осторожно глядела на него. Старик сбросил куртку:

— Что это там?

— Где? — тут же откликнулась она вся — глазами, движением тела. Вскочила.

— Вверху!

— Наверное, труп подвязан, — Инна пожала плечами и виновато улыбнулась.

— Где лестница? — спросил он, уже понимая, что никакая лестница тут не поможет: очень высоко.

— Нет такой длинной лестницы, если полезете, то по перекладинам.

Опять перешла на «вы». Испугалась?

Маленькое окошечко не давало света вовсе, но Старик всматривался до синевы в глазах, потом схватился руками за нижние перекладины и с кряхтеньем полез вверх. Инка села на пол, обхватила руками колени. Самойлов уже через минуту подумал, успокоившись, что ничего, в принципе, на него капнуть сверху не могло, если «это» висит здесь с весны. Он лез наверх долго… Он уже хорошо видел большой полиэтиленовый пакет, обвязанный веревками и притянутый к самому верху. Увидел и нечто, темнеющее в этом пакете. Кружилась голова, останавливаться приходилось через каждые пять минут. Самойлов молил бога, чтобы не упасть, пот заливал глаза, болела после вчерашнего поясница. Он уже дотянулся рукой с перочинным ножом до одной из веревок, когда другая рука сорвалась. Старик выронил нож, но успел ухватиться правой за перекладину. Покачавшись на одной руке, он смог уцепиться и второй. Веревки пришлось разматывать. Пока он копошился, из кармана вывалился леденец и, кружась, как семечко ясеня, приземлился на металлическую сетку рядом с ножом. Самойлов уговаривал себя: «Еще парочка узлов, и ЭТО свалится, еще парочка…»