Читаем Глобалия полностью

— Кажется, у вас эти сооружения называют пушками для разгона облаков.

— А, так это и есть пушка для разгона облаков, — воскликнул Байкал. — Никогда раньше не видел.

— И неудивительно. Их всегда устанавливают таким образом, чтобы изнутри ничего нельзя было заметить.

Действительно, за устройством высилась насыпь, скрывавшая его от жителей города. Из-за заграждения высовывался только конец самой длинной трубы, но его легко можно было принять за обычный столб.

— Когда одна из них ломается, можно увидеть, как в образовавшуюся брешь просачиваются облака.

Прислушавшись, можно было различить доносящееся издалека гудение. Наверняка это работали механизмы пушки.

— А теперь посмотрите на капсулу. Там, вдалеке.

Байкал настроил очки и буквально онемел от удивления. С холма открывался вид на огромный стеклянный купол над Парамарибо. Купол этот держался на внешнем металлическом каркасе, который был прекрасно различим издалека, со всеми своими перекрытиями, балками и опорами. Стеклянный свод между этими гигантскими мачтами напоминал надувшийся от ветра тент огромной палатки. Состоял он из отдельных пластин, соединенных между собой целой сетью тонких переплетающихся труб. Если изнутри эта стеклянная преграда казалась совершенно прозрачной, то извне разглядеть под ней что-то было непросто из-за внешнего каркаса и солнечных бликов на пластинах. Однако благодаря спутниковым очкам Байкал все-таки сумел различить выстроившиеся рядами здания: многоэтажные башни и куда более низкие старые дома. Над ними виднелись сложные переплетения скоростных авиалиний. Это значило, что город был построен относительно давно: в современных мегаполисах все транспортные сети были убраны под землю, а потому невидимы.

— Если я не ошибаюсь, именно это у вас принято называть безопасной зоной, — сказал Говард.

Байкал никогда не бывал в Парамарибо. Но, судя по всему, этот город ничем не отличался от остальных глобалийских безопасных зон. Юноша постарался припомнить, что он чувствовал, когда жил там, вдыхая неподвижный искусственно подогретый воздух и глядя на небо, которое через стекло казалось таким бледным. Байкалу уже с трудом верилось, что он столько лет мог провести под таким вот стеклянным колпаком.

— Вот те на! — воскликнул Фрезер в свою очередь надев очки, — они живут под этой штукой, как муравьи в муравейнике!

Тем временем откуда-то сзади донесся далекий гул вертолетов, и Говард заметно встревожился.

— Пошли отсюда, — сказал он, тряхнув головой, — лучше нам здесь не задерживаться.

Они гуськом незаметно спустились с холма и поспешили укрыться в лесу. Когда же путники вернулись к тому месту, где оставили свою поклажу, их глазам предстала страшная картина.

Обратная дорога заняла около четырех часов. Свои заплечные мешки Байкал и его спутники припрятали у полуразрушенного элеватора, где все заросло колючим кустарником. Рядом протекала грязная речка, на берегу которой сидело несколько ребятишек с удочками. По возвращении друзья с ужасом увидели, что это место только что подверглось бомбардировке. Пострадали две рыбацкие семьи. Женщины рыдали над погибшими, среди которых был один ребенок. Огонь, потрескивая, пожирал сухие кусты, и мужчины бегали туда-сюда с ведрами песка и воды, пытаясь затушить пожар раньше, чем он перекинется на ближайшие хижины.

Бомбили поселок те самые вертолеты, чей гул Байкал и его спутники слышали издалека. Из разговоров с местными жителями выяснилось, что с военной точки зрения эта операция не могла иметь никакого смысла. Говард придавал таким вещам огромное значение.

Мысль где-то оставить всю поклажу перед тем, как приблизиться к безопасной зоне, принадлежала бунтарю. Своим спутникам он сказал только, что так будет удобнее. По его словам, лучше было отправиться в путь налегке, чтобы двигаться быстрее и при необходимости успеть вовремя скрыться. Но настоящая причина крылась в другом. Понаблюдав за Байкалом со стороны, Говард очень скоро понял, что все последние бомбовые удары были направлены против него. Как и двое друзей, бунтарь задумался, каким образом глобалийцы узнают, где скрывается Байкал. Конечно, нельзя было исключать возможность обычного доноса, но Говард все же подозревал, что роль шпиона выполняет какой-то предмет. Байкалу в рюкзак могли незаметно подложить маленький датчик, капсулу или любое другое устройство для слежения. Желая проверить это свое предположение, Говард и предложил оставить поклажу в другом месте. То, что случилось потом, полностью подтвердило его подозрения.

Они едва спаслись. Окажись они с рюкзаками в том строго охраняемом районе неподалеку от пушек для разгона облаков, дело могло закончиться не бомбардировкой, а появлением наземного патруля, который вполне мог захватить в плен всех троих.

Когда Говард изложил друзьям свои соображения, Байкал пообещал, что перетряхнет весь рюкзак, оставит себе только то, что вызовет меньше всего подозрений, а остальное выбросит. Вечером, на привале, сидя у костра, он выложил все вещи, в которые мог быть вделан датчик или прибор для скрытого наблюдения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива. Фантастика

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее