Читаем Глобалия полностью

— Как это пишется?

Тот пожал плечами.

— Понятия не имею. Фрезер, и все тут. В нашем племени всех так зовут.

— Ты далеко отсюда живешь?

— Ага, — ответил Фрезер, указав подбородком куда-то на юго-запад.

— Чаю хочешь?

— А чего покрепче не найдется?

— Покрепче?

— Ну, выпивки, — настаивал тот с горящими глазами, — Может, виски там или винца, все равно чего.

Рон Альтман предусмотрел все до мелочей. Байкал достал из кармана рюкзака несколько кубиков, завернутых в фольгу, положил один из них в стакан, добавил воды.

— Вот, попробуй.

Мужчина обеими руками вцепился в стакан и отпил глоток. Он прикрыл глаза, на лице заиграла блаженная улыбка.

— Это же ром! Господи Боже! Сколько лет! Я уж и забыл, какой он на вкус! Плесни-ка еще!

Байкал приготовил еще порцию.

— Это у тебя что, растворимый ром?

Фрезер ухватил еще кубик, растер его пальцами, собрал получившийся порошок в ладонь и высыпал в стакан, который протянул ему Байкал.

— Двойная доза, — сказал он, посмеиваясь.

Он снова выпил все до дна, а потом запрокинул голову и долго смотрел куда-то в небо.

— Ты точно волшебник, — сказал он, качая головой.

Байкал хотел было возразить, но Фрезер замахал руками:

— Да хоть бы и так. Волшебник, который творит выпивку, — это как раз по мне.

Они рассмеялись, и Байкал заметил, что зубы у Фрезера черные, а двух внизу не хватает.

— И далеко ты собрался?

— В город, — ответил Байкал наугад.

— Дорога не ближняя.

— А ты там уже бывал?

— Другие Фрезеры бывали, они мне рассказывали.

Пока они разговаривали, небо потемнело. Прямо над ними нависла огромная тяжелая туча. Далеко в вышине солнце золотило ее голову, а лиловой спиной она повернулась к земле.

— А хочешь, я пойду с тобой? — отважился Фрезер, — тебе с твоими колдовскими штучками сам черт не брат, а мне тут одному страшновато. Здесь кто только не околачивается...

Фрезер опасливо огляделся. Но на горизонте было пусто, и вокруг виднелись одни только колючки.

— Бери свое ружье, и пошли, — сказал Байкал.

Поправляя лохмотья, тот отправился за ружьем и бросил на него презрительный взгляд.

— У меня и патронов-то нет, — признался он с недовольной гримасой.

Но ружье все-таки поднял, взвалил на плечо, а потом, ссутулясь, поплелся вслед за Байкалом.

<p>Глава 2</p>

ВЕРТОЛЕТ НЕСЛУЧАЙНО ВЫСАДИЛ Байкала посреди пустыни. Важно было, чтобы ни один свидетель не смог потом подтвердить, что между вооруженными силами Глобалии и молодым бродягой существовала какая-то связь.

К счастью, не весь район оказался таким засушливым. Через два дня пути местность начала меняться: появились холмы, да и растительность благодаря более влажному климату стала уже не такой скудной и убогой. Время от времени попадались тропы, которые позволяли предположить, что здесь если не обитают, то хотя бы изредка проходят живые существа.

Все это подтверждало показания спутниковых очков. Когда Байкал настраивал их в картографическом режиме, они позволяли определять курс, измерять скорость продвижения к цели и оставшееся до нее расстояние и соотносить свое положение с картой, где был подробно обозначен рельеф. Судя по этой карте, поблизости не располагалось ни одного человеческого поселения. Но в том направлении, в котором двигались Байкал с Фрезером, был указан довольно крупный поселок или даже город. Ни один населенный пункт не имел названия. Все они обозначались с помощью кода из четырех цифр и двух букв. Не были указаны и названия стран. Единственное, что Байкалу удалось выяснить, уменьшив масштаб карты и подробно рассмотрев вид из космоса, так это то, что он находится на южноамериканском континенте, скорее всего в северной части.

Фрезер оказался замечательным попутчиком. Прежде чем пуститься в дорогу, он первым делом отправился за своими пожитками, которые припрятал за большим камнем, когда собрался напасть на Байкала. Все умещалось в потрепанной, заскорузлой, латаной-пере-латаной суме, но Фрезер ни за что на свете не согласился бы с ней расстаться. Заполучив обратно свое сокровище, он извлек трубку, выточенную из кукурузного початка, и засунул в рот. Байкал попросил дать ему понюхать табак. Это оказался светлый сорт, крупно нарезанный, пахнущий медом и свежей листвой.

— Вот чего мне надо будет раздобыть в городе, — заговорщицки сообщил Фрезер и подмигнул, — ты сам-то куришь?

Байкалу очень хотелось сказать «да». В Глобалии с курением давно было покончено. Курить дозволялось лишь в специальных клубах, где собирались любители этого занятия, которое отныне причислялось к опасным видам спорта наряду с боевыми искусствами и горными лыжами. Участники разбивались на группы по четыре человека, усаживались за столы с мощной каталитической вытяжкой посередине и курили в течение часа. Байкал не раз бывал в таких клубах. Ему очень нравился вкус табака, но все эти правила и ограничения действовали ему на нервы. После каждого сеанса полагалось три четверти часа вентилировать легкие и проходить обязательное медицинское обследование, так что Байкал в конце концов махнул на все рукой и не стал обновлять свой членский билет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива. Фантастика

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее