В Средние века подобные структуры, в условиях северной периферии Китая, начинали формироваться и в Маньчжурии. Однако ее народы (кидани, чжурчжени, маньчжуры), поддаваясь соблазну завоевания Северного Китая в периоды его ослабления, массово переселялись на его территорию и ассимилировались более культурным местным населением. В Китайской империи во главе с маньчжурской династией Цин, власть которой установилась в середине XVII века, это привело к включению в нее собственно Маньчжурии, ее китайской колонизации и конечной ассимиляции маньчжуров на их собственной этнической территории.
Как уже отмечалось выше, между Индийско–Южноазиатской и Китайско–Восточноазиатской цивилизациями, в силу взаимоналожения индийских и китайских влияний и распространенности буддийской культуры, существует широкий, переходной в культурно–цивилизационном отношении, пояс. В него входят ныне принадлежащие Китаю Тибет и Индокитай. При всей условности деления, как отмечалось выше, представляется оправданным отнесение их, кроме Вьетнама, к области Индийско–Южноазиатской цивилизации. Особо следует подчеркнуть влиятельность китайской диаспоры в странах Юго–Восточной Азии, в одной из которых, Сингапуре, она составляет большинство и играет ведущую роль во всех сферах жизни. Поэтому можно говорить о
ЯПОНСКО-ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ имеет еще более простую структуру. Безусловным ее ядром является Япония, в пределах которой, по крайней мере применительно к современности, нет оснований выделять отдельные субцивилизационные ареалы. Более того, Южная Корея и Тайвань, относимые С. Хантингтоном вместе со Страной восходящего солнца к Японской (Тихоокеанской) цивилизации, по сути, генетически относятся к цивилизации Китайско–Восточноазиатской. Они были искусственно обособлены от нее (с переходом под власть Японии) лишь в самом конце XIX — начале XX в. Этот процесс был закреплен разделом мира после Второй мировой войны, в результате которого Южная Корея и Тайвань, попав, как и Япония, в политическую зависимость от США, были сориентированы на подобную японской модель развития.
Несомненно, в будущем — при объединении Северной и Южной Кореи — основой дальнейшего развития станет экономическая модель ее южной части. Поэтому, в сослагательном наклонении, можем говорить о формировании в течение нескольких последних и следующих десятилетий особой
Отдельного обсуждения требует вопрос цивилизационного статуса Транссахарской Африки. С одной стороны, не вызывает сомнения наличие ее собственной негритянской социокультурной, идейно–ценностно–мотивационной основы, своеобразной и разветвленной системы традиционных верований, возникновение к моменту появления колонизаторов собственных, местного происхождения, государственных образований. Однако, с другой стороны, в силу мощного многовекового влияния Мусульманско–Афроазийской цивилизации и колониального, в некоторых частях (Ангола, Южная Африка, Мозамбик и пр.) также длившегося несколько веков, господства, Черный континент оказался в зоне взаимонакладывающихся, обычно достаточно поверхностных, мусульманского и христианского влияний.
Такая сложная картина подталкивает к определению государств южнее Сахары в качестве АФРИКАНСКО-НЕГРИТЯНСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ОБЩНОСТИ, состоящей из различных, преимущественно стыковых в цивилизационном отношении, регионов. Об одном из них, сильно исламизированном Западносуданском, уже шла речь при обсуждении составляющих Мусульманско–Афроазийского мира. В отличие от него, в Африке южнее экватора в течение последних столетий преобладает христианское влияние. Впрочем, как это происходит и в Западном Судане, где преобладает ислам, его ареалы не распространяются далее относительно крупных городов, тогда как деревня (а именно здесь сосредоточена основная масса коренного населения) живет своей традиционной, в значительной мере еще по нормам первобытности, жизнью.