Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1

Пример № 2. Известная работа К. Поппера «Открытое общество и его враги» является одним из наиболее мощных теоретических «доказательств» правомерности либерализма и утопичности (а также реакционности) марксизма как одной из самых опасных теорий, ведущих к «закрытости» общества. Работа содержит систему аргументов, призванных доказать теоретически и с отсылками к историческим фактам, что «открытое общество» по всем основным параметрам и во всех основных сферах (экономике, политике, духовной жизни) эффективнее, демократичнее, гуманистичнее закрытых. Оставим пока в стороне доказательность аргументов Поппера (хотя их, конечно же, можно и нужно оспаривать) и обратим внимание на его методологию: наш суперлиберал по сути стремится доказать (1) познаваемость исторического развития и (2) наличие прогресса (ибо иначе в чем превосходство открытого общества перед закрытым?), т.е. использует. марксистский подход к исследованию истории³¹³.

Более того, став идеологией истеблишмента «первого мира» (прежде всего США), идеи открытого общества опять же превратились в материальную силу - силу вооруженных «акций», направленных на привнесение (при помощи ковровых бомбардировок, напалма, «особо точного оружия», государственных переворотов и других «либеральных» методов) принципов открытого общества во Вьетнам, Никарагуа, Чили, Югославию.

Нам менее всего сейчас хочется сводить дело к осуждению «либерализма крылатых ракет». В данном случае перед нами стоит другая задача: показать, что либерализм de facto стремится познать законы истории, доказать правомерность именно своих представлений об этих законах и, более того, активно воздействовать на исторические процессы, исходя из этих своих представлений (а прежде всего исходя из интересов социальных сил, всячески пестующих и насаждающих либеральные представления).

Пример № 3. Не менее известная в 1990-е годы (хотя ныне уже вышедшая из моды) книга Ф. Фукуямы «Конец истории» вообще вернула нас к гегелевской методологии философии истории (а идея свободы как познанной необходимости восходит именно к Гегелю, хотя великий немецкий диалектик трактовал эту категорию много сложнее³¹⁴; причем позаимствована оказалась не диалектика, а конъюнктурный вывод Гегеля о том, что история может достичь конца, придя к некоему идеальному государственному устройству: каждому ученому, даже великому, иногда хочется польстить государю). Фрэнсис Фукуяма именно в этом решил последовать примеру своего учителя, «закрыв» открытое общество в его социовременном измерении, путем. обнаружения нового абсолютного идеала - неолиберальной модели, базирующейся на власти ТНК, НАТО и других «сил освобождения» (не будем забывать, что «либерти» означает «свобода»). Так «познание законов истории» (вывод о крахе коммунизма) опять было использовано для (1) понимания окружающей действительности и (2) выработки нового геоэконо-мического и геополитического курса «большой семерки»³¹⁵.

Пример № 4. Широко известный в России бестселлер Дж. Сороса «Кризис глобального капитализма» (NB! Чего стоит одно название, выдержанное в ортодоксально-марксистском духе!), написанный автором после того, как он «прозрел» (потеряв, говорят, 2 млрд. долларов в России в августе 1998 г.) и понял суть власти глобального капитала, свидетельствует вновь о том, что претендующие на роль мыслителей «капитаны большого бизнеса» стремятся познавать закономерности истории и делать отсюда определенные практические выводы. Сам Сорос «вдруг». открыл велосипед, обнаружив, что «открытое общество» и прежде всего «свободный» рынок при неконтролируемом развитии несут в самих себе мощные угрозы Человеку и обществу.

Но довольно примеров. Нам важно было лишь проиллюстрировать выдвинутый в начале текста тезис: познание закономерностей истории и возможность сознательно действовать в соответствии с этими законами есть феномен практики не только обвиняемых в активизме левых, но и провозглашающих стратегию «невмешательства» правых. Вообще активное стремление познать объективный процесс и занять активную позицию в принципе характерно для всякого буржуа-предпринимателя, и лишь сталкиваясь с принципиальной неспособностью частного лица (если, конечно, это не гигантские ТНК) сознательно воздействовать на конъюнктуру рынка, сей активный субъект и его идеолог проникаются гносеологическим пессимизмом (да и как им не проникнуться, когда даже «великий» оптимизм Фукуямы, которому поверило едва ли не 90 % интеллигенции, продержался всего лишь несколько лет, сменившись хантингтонским пессимизмом, мощно подкрепленным практикой НАТОвских «полицейских операций»).

Итак, свобода есть возможность действовать в соответствии с познанной необходимостью; ответ на великий вопрос найден?

Отнюдь. Мы всего лишь сделали еще один шаг на пути понимания этой загадки и вместе с тем «сверхзадачи» всемирной истории. Прежде всего здесь требуется ряд существенных уточнений и дополнений.