Постепенно, между работой по выходным и этими тайными ночными уборками, дом переделывался по ее собственному образу и подобию, и следы Бенджамина исчезали. Фотографии с их свадьбы, его фотографии с ней, его фотографии с детьми, портрет всей семьи и другие фотографические свидетельства его жизни все еще висели по всему дому, но звук его голоса уже угасал в ее сознании, и Глория объективно знала, что мальчики, особенно Лукас, были так молоды, когда потеряли отца, что их воспоминания о нем станут настолько слабыми, что будут определяться скорее историями, которые она им рассказывала, чем их собственным личным опытом. Эта мысль угнетала ее. Но и поделать с этим ничего нельзя. Это жизнь.
Однажды в пятницу вечером Глория крепко спала и, возможно, действительно проспала бы до утра, но материнский инстинкт почуял присутствие одного из ее мальчиков, и она сразу же проснулась, села в постели и одним плавным движением включила лампу на прикроватной тумбочке.
— Мамочка? — В дверях стоял Лукас в короткой пижаме. — Мне страшно.
Она мгновенно вскочила с кровати и обняла его.
— В чем дело, милый?
— Мне приснился плохой сон.
— Все в порядке. Мамочка здесь. — Она послала ему эскимосский поцелуй и потерлась носом о его нос.
— Мне снилась мисс Нора. Она пробралась в мою комнату и пыталась
Глория пришла в ужас. Откуда Лукасу могла прийти в голову такая ужасная идея? Они с Бенджамином всегда были очень строги в отношении того, что позволяли детям смотреть, и она понятия не имела, что могло заставить ее маленького мальчика думать о чем-то настолько жестоком (хотя, как бы предосудительно это ни было, маленькая тайная часть ее была рада, что его обожание "мисс Норы" превратилось в страх. Она подумала, что такая реакция гораздо более уместна).
Губы Лукаса задрожали, как всегда перед тем, как заплакать.
— Можно я буду спать в твоей постели? Мне страшно.
Она взяла его за руку.
— Пойдем. — Подведя Лукаса к кровати, она уложила его рядом с Бенджамином и поцеловала в лоб. — Спокойной ночи. Она чуть было не сказала "
Лукас повернулся к ней, когда она села с другой стороны кровати. В желтом свете лампы она увидела беспокойство на его лице.
— Сначала я не знал, что это сон. Я думал, это реально.
— Нет, это просто дурная фантазия — сказала Глория. — А теперь иди спать.
Она выключила лампу, надеясь, что ее голос прозвучал более уверенно, чем она чувствовала.
Глава пятая
Деньги по страхованию жизни ее матери пришли за неделю до летних каникул мальчиков, и они оказались гораздо больше, чем Глория предполагала. Она не знала, как она так серьезно ошиблась в цифрах, но между ее матерью и Бобби Пересом, между авиакатастрофой Бенджамина и свалившемся на нее бременем матери-одиночки, Глория была вынуждена признать, что в последнее время она была немного рассеянной.
Фактическая сумма составляла 250 000 долларов. Вместе с небольшими накоплениями, все еще лежащими на совместном банковском счете, который она делила с матерью, и страховкой жизни Бенджамина, которая была выплачена гораздо быстрее чем Глория рассчитывала, она имела в банке более полумиллиона долларов. Такую цифру почти невозможно было осмыслить, но вместе с ней пришло облегчение и чувство экономической безопасности, которого она никогда не испытывала раньше.
Она взяла на работе отгул на полдня, чтобы разобраться с финансовыми вопросами, поговорив с очень отзывчивой женщиной в банке, которая предложила ей несколько вариантов. Не зная ничего об инвестировании и не доверяя капризам фондового рынка, Глория решила хранить деньги в банке, положив часть из них на краткосрочные вклады, часть на долгосрочные с небольшой но стабильной процентной ставкой, часть вложить в акции крупных игроков рынка, а оставшуюся часть на обычные счета и банковскую карточку.
Это был первый отпуск, который она взяла после смерти Бенджамина, и это само по себе было редким событием, чего ей не пришлось делать даже ради матери, которая по счастливой случайности умерла в выходные, но Глория совершила ошибку, сказав доктору Ли настоящую причину своего отсутствия, вместо того чтобы заявить, что она заболела, и она заметила выражение неодобрения на его лице. Как будто смерть близких — не является веской причиной не ходить на работу.
Следующие несколько дней он был необычайно груб с ней, словно затаив какую-то обиду, хотя Глория не понимала, как такое может быть. Ей казалось, что он должен был быть добрее, чем обычно, более понимающим, учитывая, что она потеряла и мать, и мужа за столь короткий промежуток времени. Однако он не проявил к ней никакого сочувствия, а в пятницу днем, когда он застал ее разговаривающей с Полой по телефону, сидя за своим столом, хотя формально у нее был перерыв, он приказал ей немедленно повесить трубку.