И все же в это утро я была шокирована — все мои друзья и подруги пришли к главному зданию — от этого места мы должны были с Джеком отправиться к Аиду, но только наши души, а тела останутся здесь, в башне этого готического собора. Я безумно обрадовалась — все кинулись меня поддерживать, обнимая и давая напутственные советы. Через некоторое время подошли Танат и Плутос, я замерла. Танат вымучено улыбнулся мне, будто не хотел этого делать, так и было на самом деле, поняла я, Дэнис наверняка наговорил ему кучу всего. Я с горечью вздохнула. Ох, не хотелось бы мне, чтоб все это было между нами, чтобы все вот так обрывалось. Я понимала, что очень, очень люблю его, но что мне делать с этой любовью?! Она все равно не нужна мне без него, совсем. И все же я продолжала испытывать к нему трепет.
Мы оставили друзей позади, взяли по жемчужине Персефоны, войдя в здание только вдвоем. Джек знал куда идти, и поэтому я просто шла за ним. Повисло напряженное молчание, что случалось между нами очень редко. Обычно если мы молчали, значит нам просто не нужно слов, чтоб понять друг друга, это было уютное, теплое молчание. И я снова задалась вопросом — как мы допустили, чтоб все между нами так испортилось? Не знаю, думал ли об этом Джек, но он не проронил ни слова, даже не обернулся ко мне ни разу, просто шел, и все. Лучше бы он на меня накричал! Лучше бы он ударил меня или хорошенько встряхнул... Я тихонько хихикнула, поняв, о чем я думаю, и Джек обернулся ко мне, когда мы поднималась по винтовой лестнице к самому верху башни.
— Что такого забавного? — спросил он.
О господи! Его голос... Как красив был его голос! Он тоже улыбался краями губ, я заметила это, прежде чем он снова начал смотреть себе под ноги, чтоб не упасть.
— Просто ты себе даже представить не можешь, о чем я сейчас о думаю.
Мы сравнялись и теперь шагали рядом. Он снова коротко взглянул на меня, мне было приятно, что он не игнорирует меня.
— О чем? — спросил он, снова слегка улыбаясь.
Даже эта его полуулыбка заставляла каждую клеточку моего тела трепетать, но этого я, конечно же, сказать не могла.
— Хорошо бы, чтоб ты хорошенько промуштровал меня.
Он издал короткий смешок.
— В каком это смысле?
Я слегка покраснела, растаяла при звуке его мелодичного смеха.
— Устроил мне хорошую взбучку. Выругал меня, может быть, даже хорошенько встряхнул меня, дал бы пощечину.
Он засмеялся уже громче, даже как-то теплее и веселее.
— Знаешь, Карли, сейчас я бы не против, — Я тоже засмеялась, потом неожиданно даже для самой себя взяла его за руку и остановила. Он немного удивленно посмотрел на меня, а я вздохнула. — Что такое?
— Прости меня, — еле-еле произнесла я, — Я очень виновата перед тобой.
Я опустила глаза и не видела, что он чувствует по его лицу, но мне хотелось сгореть на месте. Он тоже молча вздохнул, но не отпустил моей руки. То, что он дальше сказал, казалось, удивило даже его самого:
— Ты ни в чем не виновата.