Устыдившись своих бурно проявившихся чувств, Журавлев выпрямился.
— Понимаешь, я всегда подсознательно ощущал, что развитие биологических тел циклично и, следовательно, регулировать биохимические процессы можно лишь в пределах этой цикличности. Вечная молодость — бред! Это противоестественно. Ты обрел вторую молодость в полном смысле этого слова, но ты будешь стареть, как все люди. Стареть, понимаешь? А на старости лет несколько инъекций — и после месячной летаргии наступает третья молодость, четвертая, черт возьми! Пятая! Шестая! Понимаешь?
Стареть и молодеть — вот сущность жизненного биоцикла. Все решение проблемы бессмертия! Но пока я старик, а ты юноша, прошу обращаться ко мне с почтением. Глаза биохимика искрились смехом. — Может, вы присядет, Леонид Игнатьевич? — обнимая старика за плечи, предложил Байдарин.
— Да, Сереженька, да! Ноги не держат. Не такая легкая специальность быть сиделкой на старости лет.
Метеоролог усадил Журавлева в кресло и протянул пиалу с бульоном.
— Выпейте, Леонид Игнатьевич. Вам тоже надо подкрепиться.
— Давай, Сереженька, не откажусь. Хотя у тебя не дистрофия, прошу тебя, выдержи недельку. Не злоупотребляй едой. Привыкать надо постепенно.
— Леонид Игнатьевич! Я не спросил, как метеостанция?
— Ничего, Сереженька,— отхлебывая бульон, успокоил Журавлев.— Недавно я чуть подкорректировал, но автоматика работает отлично.
— Спасибо, Леонид Игнатьевич,— поблагодарил Сергей и запнулся, вспомнив, что Журавлев бросил без присмотра свое хозяйство.— А как же ваши штаммы и вообще... Или там Владимир Кузьмич присматривает?
— Нет больше Володи Седельникова, Сергей. Одни мы с тобой остались. Отвез его на корабль. Уже отсюда. Видно, дорога доконала...
С минуту они помолчали, отдавая дань человеку, с которым делили трудные будни чужой планеты...
— А штаммы...— биохимик махнул рукой.— Я заложил их в пассивную среду, на сохранение. Когда потребуются, размножим. Дал я маху с этой микрофлорой. Но кто же знал... Впрочем, она еще пригодится для земных растений... Да... но это потом...
— Леонид Игнатьевич, может, вы отдохнете? — спросил
Байдарин, видя, что перевозбуждение сильно подействовало на Журавлева.
— Нет, Сереженька, нет! И еще раз нет! — биохимик устало улыбнулся.— У меня не так много времени... Или сумею разобраться во всех деталях и тогда смогу начать второй биоцикл, или... Ладно, ты понимаешь... Давай поговорим о другом. Как ты думаешь, что произошло с тобой?
— Неужели ваши опыты, Леонид Игнатьич? — обрадовался Байдарин.
— Опыты,— хмуро отмахнулся биохимик.— Они не стоят выеденного яйца. Это все твоя дружба с туземцами.
— При чем тут дружба? — недоуменно спросил метеоролог. И тут в памяти отчетливо возник день, когда он собирался навестить Журавлева и Седельникова в поселке Вине-Ву, неожиданный подарок Шибу Ши — коробка из волокнистых растений, перевязанная полоской кожи. Сергей поднял глаза на Журавлева. Как искра, проблеснула интуитивная догадка.
— Змея?!
— Да, дружище. Ты понимаешь, это не миф, что Шибу Ши опять стал юношей. Именно змея. Циннобера, как прозвал ее покойный Никишин. Будь они тогда порасторопней, кто знает, может, многие и сейчас были живы, может, сейчас мы бы готовились к отлету... Я, конечно, совершил ошибку, что убил змею...
— Значит, вы успели...
— Успел?! — возмутился биохимик.— На моем месте поступил бы так каждый. Мы прождали двое суток — тебя нет, Вызываем — никакого ответа. Я погрузил Володю и сюда, Ты лежал на полу. Дыхания нет, пульса нет. Я хотел послушать сердце, рванул рубашку, и тогда из-под нее выскользнула такая пестрая... Я тут же каблуком раздавил ей голову. Она в конвульсиях выбросила перепончатые, такие серо-голубые крылья... И знаешь, что проявилось на них? По-моему, твое лицо. Потом все померкло, превратилось в обычные серые и голубовато-серые пятна с почти шахматным рисунком... Потом посмотришь, я ее забальзамировал.
— Но что она могла делать у меня под рубашкой?— удивился Сергей.— Насколько я помню, она меня не кусала...
— Хм... Не знаю, не знаю. Я нашел на твоей груди и шее, главным образом, на артериях, следы укусов... Она питалась твоей кровью, а ее яд полностью парализовал тебя и превратил в своеобразные живые консервы.
Сергей содрогнулся: так неприятна была ему эта мысль. Он вспомнил классические примеры из жизни земных насекомых: ос, доставляющих парализованных гусениц в свои гнезда и закладывающих их в ячейки вместе с яйцами; наездника, откладывающего яйца прямо внутрь живого парализованного тела гусеницы...
— Надеюсь, она не успела начинить меня своими яйцами? Иначе я буду похож на мину замедленного действия,— веселым голосом заметил Байдарин.
— Шутишь еще? — рассердился биохимик.— Нашел тему! Я тоже сначала так подумал, когда исследовал ее яд. Нет, это все же не насекомое. У нее нормальная кладка яиц. Их зародыши я обнаружил, когда вскрыл ее. Возможно, перед кладкой, для формирования яиц, ей требуется усиленное питание.
Журавлев с усмешкой взглянул на Сергея.
— Не пойму одного, как ты мог быть таким неосторожным и позволил ей укусить тебя...