Глухая орбита вечности

— Существовал. Можешь уточнить у Климова. Он ведь больше археолог, чем этнограф.

— А пластиковый тебя уже не устраивает?

— Ну, для двоих он, может быть, и хорош, а если будет прибавление в семействе?

— Ананьин, ты хотя и наш начальник, но, может, прислушаешься к голосу масс? — перебила Зинаида, видя, что Анатолий собрался еще что-то спросить.— А массы, между прочим, считают, что вместо вопросов следовало предложить помощь в сооружении семейного очага.

— Что вы, ребята! Сам управлюсь. Мне бы только пару подъемников...

— Не брыкайся, Байдарин, женщины всегда правы,— назидательно произнес Ананьин и, обернувшись, лукаво подмигнул Зине.

— Естественно,— невозмутимо отпарировала Астужева.— В семейном союзе мужчина считает себя субъектом, а женщина — объектом! Отсюда и способ мышления: субъективный у мужчин и объективный — у женщин!

— Зиночка! — восхитился Ананьин.— Да вы превосходно владеете приемами софистики!

— А это тоже привилегия мужчин?

Анатолий улыбнулся и с пристальным вниманием оглядел молодую женщину с ног до головы. У Зинаиды сначала запылали кончики ушей, потом волна смущения распространилась и на лицо.

— Так...— понимающе протянул биолог.

Пытаясь скрыть свое замешательство, Астужева склонилась в деланно почтительной позе.

— Благодарю за незаслуженное внимание к моей скромной особе!

— До чего же беззащитны бедные женщины перед мужским взглядом,— не обращая внимания на демонстрацию, усмехнулся Ананьин.

— Может быть, хватит! — вспыхнув, выпрямилась Зинаида.— Я в конце концов человек, а не объект для ваших научных наблюдений, коллега!

— Ежик, ежик! Спрячь колючки!

— Ну, Толя!

Умоляющая интонация голоса и отчаянная беззащитность, промелькнувшие в глазах женщины, что-то сдвинули в устоявшемся равновесии его чувств и он, поспешно, словно отшатываясь от разверзшейся перед ним бездны, произнес скороговоркой:

— Не буду, Зиночка, не буду.

Он бросил исподволь взгляд на Байдарина: заметил ли тот их немой поединок. Сергей, как показалось Ананьину, с излишне повышенным любопытством изучал громадный пень, возле которого они продолжали стоять.

— Что еще любопытного нашел ты в этом пне? — с плохо скрытым желанием вызвать Байдарина на откровенность, спросил Ананьин.

— Знаешь,— размышляя о чем-то своем, совершенно искренним тоном ответил Сергей.— Из этого пня можно сделать отличное кресло для отдыха на свежем воздухе.

— Хм, кресло, говоришь? — успокоился биолог.

— Ну да. Помнишь, как у древнегреческого Одиссея.

— Мальчики,— засмеялась Зинаида.— Вы совсем позабыли школьную программу. Ведь у него было сделано не кресло, а кровать из пня огромной смоковницы.

— Ты посмотри, она даже вид дерева запомнила...

— У меня уже тогда ботаника была любимым предметом!

— Да и домашнюю обстановку женщины запоминают куда лучше мужчин,— пустил легкую шпильку Сергей.

— Полегче, Байдарин, а то ведь я могу и снять свое предложение о помощи,— отшутилась Астужева.

— Все понял, плут. Только строит невинную мордочку,— отметил Анатолий и осторожно перевел взгляд на Зинаиду. И снова ощутил прилив неизведанного ранее чувства, различил в складках спортивного костюма округлые плавные линии прекрасного женского тела, как бы заново увидел милое доброе лицо, такое знакомое и чем-то незнакомое.

— Марина у нас где?— спросил он, оглядываясь.— О, и вездехода нет!

— Хватился, они уже с полчаса как уехали! — засмеялся Сергей.— Впрочем, что с тебя взять? Счастливые — часов не наблюдают!

— Зина, по-моему, его надо поколотить! Он явно зарвался!

— А вы бегать умеете?

Это уже было неприкрытое нахальство, которое не могло остаться безнаказанным. Зина по материнской линии была потомком знаменитого индейского племени тараумари, по преданиям догонявших на бегу оленей, а Анатолий — двукратный призер Олимпийских игр. И они рванулись в погоню словно от выстрела стартового пистолета, настигли беглеца в считанные секунды, но он метнулся в сторону и запетлял, как заяц, по крутой тропинке, сбегающей с высокой террасы на пойму между упругими кустарниками и лианами. С мгновенным замешательством Зинаида устремилась следом...

Густые заросли поймы и извилистые тропинки сбивали с толку олимпийского чемпиона, привыкшего к гладкому упругому покрытию стадиона, но Зина нависала за спиной беглеца, как неумолимая эринния, и Анатолий невольно любовался ее мгновенной реакцией на каждый резкий поворот тропинки и каждое неожиданно возникшее препятствие. Зина бежала с упоением, как будто в ней проснулся инстинкт охотника, преследующего добычу... Тропинка кончилась так неожиданно, что олимпийский чемпион, нелепо взмахнув ногами в воздухе, как будто продолжая бег, свалился в воду... Вынырнув, Ананьин увидел, что Зина все-таки настигла беглеца и, схватив за руку, заученным приемом бросила его через бедро на песок.

— Так умеем ли мы бегать? — торжествующе спросила Зина, стоя над поверженным и тотчас была наказана за секундную расслабленность. Короткая подсечка и она, ойкнув, свалилась на поджатые ноги Байдарина. В следующее мгновение она, описав пологую дугу, словно выброшенная упругой пружиной, оказалась в воде.