— Все то же. Работаем потихоньку. Готовим оборудование для завода сверхчистых металлов. Сегодня железоплавильный разладился. Фадин вызывал. Там любопытная штука вышла. Титанатовый под печи металлизовался за счет плазменных полей. Пришлось переполюсовать...
— Приехал бы в гости, что ли. Так поговорить все времени не хватает.
— Куда там в гости! Работы уйма. Неугомонный Фрухт нас всех тут загонял.
— Смотри, пожалуюсь Штаповой. Выгонит всех в отпуск.
— А то она сама не знает? Она здесь днюет и ночует, а к вам только налетами. Недавно Леона Гафизовича на двое суток уложила.
— Сам-то не попадался?
— Пока ускользаю. Я ей в датчики свою информацию подсовываю.
— Смотри, допрыгаешься. За такие шутки на месяц можешь полететь.
Она остановилась у каюты Брагинских и нажала кнопку вызова.
— Зайдешь к Жанне?
— Нет, пойду к себе.
— Что так? Ты ей, кажется, симпатизировал.
Павел не успел ответить. Двери поползли в сторону.
— Марина, здравствуй! С приездом! Заходите, что вы стоите?
— Пошли,— Волынцева потянула Павла за рукав, и тому волей-неволей пришлось следовать за ней.
— Ну, как твои крысы? — спросила Жанна, усадив гостей.
— Единственное светлое пятно в моей жизни. Причем гибридные формы крупнее земных и местных. Приходится контролировать размножение, а то скоро девать их будет некуда.
— На волю не выпускала?
— Выпустила пар десять. Больше не рискнула. Уж больно живучи, как бы аборигенов не потеснили. Слушай, Жанна, у меня к тебе просьба. У меня кончились все ампулы со снотворным. Ты ничем не можешь помочь?
— У меня есть немного нерастворенного. Но надолго ли хватит с твоим размахом?
— А если синтезировать?
— В небольших масштабах можно. А почему Славу не попросишь? У него и аппаратура соответствующая имеется.
— Он обещал, но понимаешь, наш препарат не очень эффективен, особенно на млекопитающих с толстым слоем жировой прослойки. Нужен новый.
— Надо попробовать. В некоторых растениях есть похожие токсины. Я так и так собиралась съездить на сборы трав. Сейчас самое время. Прошлый год я запоздала. Лучшая концентрация здесь в начале лета.
— Ну, спасибо, Жанна, мы пойдем.
— Ты только за этим и приходила?
— Главным образом.
— Бессовестная ты, Маринка. Хоть бы покривила душой. Ну посидите еще немного. Чаю из местной травы хочешь?
— Налей, если есть готовый.
— Куда ты торопишься? Его надо пить свежезаваренным. Сейчас сделаю.
Брагинская вышла в смежную каюту, приспособленную под лабораторию. Павел и Марина переглянулись.
— Скучает девочка,— тихо произнес Арбатов.
— Замуж ей пора.
— Скажешь тоже. Это в двадцать пять-то?
— Разве ей двадцать пять?
— Конечно.
— А я считала, что у нас Байдарин самый молодой, но ему уже двадцать восемь.
— Это он у вас самый молодой, в экспедиции, а у нас — Жанна.
Брагинская внесла на подносе дымящийся кофейник и маленькие чашечки.
— Это вы обо мне тут?
— Конечно, выясняем твой возраст.
— Я не делаю из возраста секрета. Скоро будет двадцать шесть. Ну, пробуйте мой чай.
Жанна разлила напиток в чашечки. Чай имел тонкий аромат и терпковатый привкус, напоминающий привкус настоящего чая.
— Ничего, но надо привыкнуть к аромату,— заявил Арбатов.— Тебе надо завести подопытное существо и изучить на нем влияние своих напитков.
— Никто не согласится,— серьезно сказала Жанна.
— А ты попробуй,— развеселилась Марина.— Может быть, кто-нибудь и рискнет?
— Ты о чем?
— Замуж тебе надо, Брагинская. Не все тебе за отцовскую спину прятаться.
— Кандидатов нет подходящих,— отшутилась та.
— Чем тебе плох Седельников?
— У нас и свои есть не хуже,— в том же шутливом ключе отпарировала Жанна и посмотрела на Павла.
— Разница в возрасте великовата,— усмехнулся Арбатов.— Куда мне такую молодую жену. Все-таки сорок три с хвостом.
Брагинская вдруг вспыхнула и убежала в соседнюю каюту. Под укоризненным взглядом Марины покраснел и Павел.
— Эх, ты! — прошептала Волынцева.— Иди, успокаивай, сейчас же.
Арбатов торопливо поднялся и пошел следом за Жанной. Она плакала, уткнувшись в кресло.
— Жанна?! Ты что? — он притронулся к ее волосам, образующим вокруг головы пышную корону.
Девушка заплакала еще горше.
— Ну, милая, не надо. Ну, пошутил я. Глупо, конечно. Ну, прости...
Он гладил ее волосы и чувствовал себя таким несчастным, как и в тот день, когда узнал, что Марина выходит замуж за Ефима. Ему стало невыносимо больно, что по его вине страдает такая юная и такая красивая девушка. Он взял ее за плечи и повернул к себе.
— Жанночка, красавица моя. Не надо плакать, ладно? Девушка вдруг обвила его шею руками и, прижавшись щекой к щеке, уткнулась ему в плечо.
— Я давно люблю тебя, понимаешь?
От тепла ее рук, от мокрой щеки и от произнесенных полушепотом слов, ему вдруг стало необыкновенно хорошо и покойно. Он поцеловал ее глаза и улыбнулся.
— Никогда не думал, что ты такая.
— Какая? — лицо Жанны излучало тепло и счастье.
— Хорошая. У тебя такие ласковые руки.
— Правда?
— Эй вы, там! — раздался голос Марины из соседней комнаты.— Чай остывает.
Жанна слегка покраснела.
— Ой, я про нее совсем забыла!
— Пустяки, пойдем.