Обнаженная Мария, взбирающаяся на дерево, вызывает ассоциации с ритуалом овладения шаманскими знаниями — когда инициируемый также карабкается на дерево, олицетворяющее ось мира, или уже упомянутое мировое дерево. Здесь же можно найти и аналогию с шумерским эпосом «Гильгамеш», где в центре мирового дерева обитала прекрасная дева Лилит (напомним: в описываемой сцене соитие Марии с деревом происходит именно в центральной части ствола). Интересно, что в более поздних древнееврейских мифах Лилит упоминается как первая жена Адама «прежде Евы была Лилит». Можно было бы продолжать этот ряд мифологических образов, рассуждая о том, какие из них осознанно или неосознанно подразумевались автором картины, а какие — домыслены нами вне соответствия с его замыслом, но стоит ли это делать? Ведь, как уже говорилось выше, якобы «просвещенная» публика, вместо того, чтобы разбираться в увлекательной многоплановости этого сюжета, предпочла занудно обсуждать допустимость демонстрации необычного полового акта в картине о христианских святых. Как уже было отмечено, такая демонстрация не только допустима, но и содержательно необходима для художественного отображения механизма религиозно-мистической экзальтации.
Другой вопрос — насколько совместима демонстрация экстатических состояний христианских святых с общепринятой нравственностью. Здесь следует выделить два существенных момента, лежащих, строго говоря, вне самого произведения.
Первый момент — Герберт Кельвин высказался против установления даже рекомендательных ограничений по возрасту для просмотра картины. Аргументируя свою позицию, он сослался на общеустановленный принцип свободы распространения религиозных взглядов и на сложившуюся практику, по которой изображения распятия, даже очень натуралистичные, считаются допустимыми для осмотра подростками и даже детьми. Компромисс был найден в виде предупреждающей надписи специально для лиц, не знакомых с христианской священной историей (разумное решение — именно их могут шокировать некоторые аспекты христианства, к которым люди, знакомые с этой религией, уже привыкли).
Второй момент — Герберт Кельвин также высказался против указания на обилие эротических сцен в фильме. Заметим, что ряд общественных организаций требовали если не запрета проката картины, то по крайней мере ее атрибуции, как порнографической ленты или даже как BDSM-ленты.
Основные исполнители — Джессики Ли и Жана Дюбуа — заняли такую позицию: порнография — это изображение или описание секса с упором на физиологические подробности (к каковым в цивилизованных странах относят только непосредственный показ проникновения или орального акта). Под BDSM же понимается ситуация, в которой взрослые партнеры используют силовое или болевое воздействие в смысле передачи физической власти над собой. Ни первого, ни, тем более, второго, в Snow and love нет. При всем обилии в фильме необычных эротических сцен, было бы явной ложью утверждать, что хоть в одной из них упор делается на некие «физиологические подробности секса». Между тем, именно такие сцены содержатся во многих фильмах — и это признано нормальным. В качестве примера были приведены ленты Нагиса Осима (Империя чувств), Тинто Брасса (Калигула), Бернардо Берталлучи (Последнее танго в Париже), Патриса Шеро (Интим) и фон Триера (Идиоты). В отношении аргумента о нарушении национального законодательства наличием в фильме сцен насилия (в Австралии действует запрет только на продукцию сексуального характера содержащую сцены с детьми, с животными и насилием) было вновь указано на повсеместно разрешенную в обществе демонстрацию сцен распятия, полностью аналогичную практике BDSM.