– Ха, что такое аналитик? Человек, который научился складывать, вычитать, проценты там, функции. Неет. Ведьма видит систему в разрозненных данных. Так вот, оценщик – та же ведьма, которая оценивает вероятности, просто теперь она делает это на основе трендов и биг даты.
– Нам бы сейчас не помешал оценщик, – пробормотал Зорн. – Черт знает зачем мы туда едем, и что нас там ждет.
Мэй пожала плечами:
– Много тебе тогда помог твой оценщик? У них свои цели.
– Возможно, он помогал не мне, а ей – задумчиво сказал Зорн и приоткрыл окно. Дул ветер, хлопья снега летели в лицо, таяли и текли каплями снежных слез.
– И он помог, – покачала головой Мэй, наблюдая, как водитель истерчно подрезал впереди едущую машину. – Все как с ума сошли. Не глядя в окно, можно предсказать полнолуние.
– Это что, цитата из Лиги справедливости?
– Ну а что, подходит же ситуации, – пожала плечами Мэй.
Они вышли у самой кромки леса, вдали за деревьями маячила усадьба. Снегопад усиливался, все плотнее накрывая ржавую прошлогоднюю листву.
Издалека нарастал шум: лай собак и крики погони. Среди деревьев замелькала кавалькада тех самых охотников: люди в черных шляпах, зеленых и серых пиджаках с меховыми воротниками, мастер охоты в красном сюртуке, блестящие от пота гладкие, ухоженные лошади.
– Аристократы, – прокомментировала Мэй. – Испытывают потребность в сохранении древних развлечений.
Зорн остановился и растерянно смотрел, как прямо на него бежит лиса: черная шкурка, пронзительный взгляд, заметив Зорна, замерла на мгновенье и, развернувшись, петлей метнулась в сторону. Следом меж деревьев появились собаки, остервенело залились лаем на Зорна. Мэй они как будто не видели, направив на него весь свой запал. К ним спешил погонщик, что-то кричал, было не разобрать. И в эту минуту послышался другой крик, злой и неуверенный. Лошадь одного из охотников понесла, всадник летел на погонщика, который шел к Зорну и не видел опасности за спиной. Зорн замахал руками, но погонщик, молодой парень, только пожал плечами. Всадник пытался усмирить лошадь. Но в нее будто вселился бес: она сбила погонщика на всем ходу – он успел только обернуться, увидеть обезумевшую морду прямо перед своим лицом и получить удар передними копытами в грудь. Всадник пронесся вперед еще метров двадцать, после чего, наконец, лошадь вдруг встала, как вкопанная.
Погонщик лежал без движения, вокруг на снегу была разбрызгана кровь. Охотники внезапно оказались совсем рядом, подходили медленно и тихо к бездвижному телу. Никто не кричал, не бежал на помощь, не было суеты и страха, даже тени сочувствия. Зорн поспешил убраться из этого сжимающегося кольца, но, даже отойдя в сторону, все не мог оторвать взгляда от происходящего.
Мэй тронула его за плечо:
– Идем, Зорн, это все не наше дело.
Остаток пути до больницы провели молча.
Они подошли к центральному входу – большим кованым воротам. Вокруг усадьбы шла живая изгородь с человеческий рост и стояли высокие сосны. На воротах красовалась табличка:
ГПБ им. св. вмч. М. Калашникова.
И чуть ниже:
Добро пожаловать в Городскую психиатрическую больницу имени святого великомученика Мишеля Калашникова.
Они позвонили. К ним вышел аккуратный привратник в серой униформе, с большой окладистой бородой. Молча выслушал, покачал головой: не родственников не велено пускать.
– Мы по очень важному делу, из Нью-Йорка! – сказала Мэй и достала несколько купюр, на которые привратник без интереса помотал головой:
– Не велено, не велено.
– А можно передать записку? – поинтересовалась она. Привратник моргнул. Мэй достала листок брендованной бумаги из отеля, написала (Зорн смотрел через плечо):
Уважаемый господин Сентаво! Могли бы вы уделить пять минут своего времени для приватной беседы? У меня есть информация, касательно вашего прошлого, которая определенно вас заинтересует.
Привратник тоже внимательно смотрел, как она пишет, но Мэй писала на английском. Закончив, она сложила записку и отдала привратнику вместе с деньгами.
Они прождали у входа не меньше получаса. Зорн ходил вдоль ограды. Мэй без движения сидела на скамейке, сложив руки на коленях, глядя куда-то вдаль. Наконец привратник вышел и немного презрительно отдал ту же самую бумагу. Мэй развернула. Поверх ее записки размашистым почерком было написано:
Не интересуюсь прошлым.
– Бесполезный визит, – сказал Зорн и сломал веточку, которую крутил в руках.
– Как сказать, – Мэй смотрела в листок с интересом.
– Видишь ли, насколько я помню после дня копания в архивах – а на память я не жалуюсь – Тамерлан по-английски не писал и не говорил. Английским великолепно владеет второй брат, Гай.
– Лора, иди одна.
Лора стояла посредине палаты и злобно смотрела на Гая. А сам Гай сидел на подоконнике и смотрел в окно.
Шел снег.