Гнев

– Раньше, – прочитала вслух Мэй, достав путеводитель, – здесь была насыпь, на которую нужно было взбираться час-полтора. Теперь это главная политическая и экономическая проблема Тарота: почву под монастырем подтачивают вода и ветер. И монастырь в перспективе нескольких лет буквально рискует уйти под землю. – Какая ирония… – добавила Мэй от себя и продолжила читать: – Не так давно был анонсирован проект по полному переносу монастыря в Эльсинор. Но это требует огромных денег, которых в казне нет. Пройдет еще семь – десять лет до того, как монастырь начнет уходить под землю, пока что холм всего лишь медленно снижается.

Зорн поднял голову вверх. Тот, кто проектировал главные ворота, явно хотел произвести впечатление. Очень конкретное впечатление небесных врат, у которых мы все когда-то предстанем. Глядя на уходящие высоко в небо двери и физически ощущая присутствие бушующего океана за спиной, Зорн думал, что есть такие места, где даже очень счастливый человек непременно почувствует себя растерянным, беззащитным и ничтожным. Что уж говорить о тех, кто потерян и слаб…

Мэй настойчиво барабанила в дверь. Маленькое окошко с решеткой раскрылось, и в нем показалась лысая голова.

– Нам назначено, к г-же Сентаво, – сказала Мэй громко.

Дверь распахнулась В проеме стоял огромный мужчина с крупными грубыми чертами лица, напоминавшими о физическом труде в суровом климате. На нем были грязные джинсы и футболка с надписью God loves not you. Он равнодушно скользнул взглядом:

– Идите за мной. Не отставайте, не сходите с тропы.

Они ступили на узкую дорожку, скрытую с обеих сторон и сверху плотными зарослями дикого винограда, Зорн был высоким, почти такого же роста, как монах, но монах был шире в плечах – и его фигура закрывала узкий проем почти целиком.

И когда они вдруг вышли из-под арки на свет – перед ними раскинулся сад, границы которого терялись в поворотах разбегающихся тропинок. А над садом высоко-высоко шли своды стеклянного купола.

– Вот и он, хрустальный дворец, – кивнула Мэй.

Они двинулись по одной из дорожек, в густой сочной траве в россыпях мелких синих и белых цветов. Дальше – по каменному мостку через ручей (в темной воде сверкнула серебристая чешуя), под апельсиновыми и гранатовыми деревьями, на которых висели еще незрелые, но в изобилии, плоды. Миновали пару мраморных беседок, розарий только из белых роз, аллею туй, островок подсолнухов и уходящие вдаль ряды сиреневатой лаванды. Не хватало в этом раю лишь тосканского солнца.

До самого верха по краю стеклянного купола шли лестницы, образуя под мощной листвой деревьев и растений легкие террасы. В листве мелькали цветные птицы, бабочки. Все благоухало. А надо всем, сверху за стеклом, бушевал ветер. Хрупкий рай прямо под сводами вездесущего ада.

И тут взгляд Зорна упал на отгороженный колючей проволокой огород. Калитка была заперта, на ней висел знак «toxic hazard».[35] Чуть ниже – табличка поменьше, с надписью: The Poison Garden – «Сад смерти». Зорн чуть отступил с тропы и внимательно всмотрелся в колышущиеся как на ветру ветви. Вот только ветра тут никакого не было…

Возле каждого растения в черную жирную землю был воткнут колышек с бумажкой, на которой значилось название. По центральной дорожке сада брела монахиня с ведром, в маске и костюме химзащиты. Шла медленно и, насколько Зорн мог отсюда разобрать, подкидывала из ведра под кусты куски мяса. Вот и он, сад из книги.

Монах-проводник обернулся, и на его лице было написано примерно то же, что и на его футболке.

– Мы не на экскурсии, – сказал он холодно.

Зорн кивнул и вернулся на тропу. Вот как. Значит, и у Долорес, и у Сэ одни и те же любимые игрушки.

На другой стороне сада их встретила девочка. Ее тонкие тусклые волосы были так идеально расчесаны и заплетены, что казались нарисованными на голове, руки были аккуратно сложены поверх белого передника. Девочка сказала:

– Следуйте за мной. – И исчезла в узком белом коридоре, как кролик в норе.

Они поспешили за девочкой. Белый коридор проходил через внутренний корпус монастыря, слева и справа – были двери, ведущие в кельи.

Отсюда они попали в зал, которому позавидовали бы и в Ватикане. Нет, он впечатлял не только позолотой и высотой потолков, не лепниной и мозаикой, хотя все это и было здесь. Но было и что-то еще, какая-то мистическая сила. В этом варварском монастыре на берегу океана впервые за много лет Зорн внезапно ощутил присутствие божественного.

– Эта статуя Девы Марии приплыла сама из Рима после Заката, – деловито сообщила девочка, по-взрослому хмуря лобик.