Гнев Бога

Укрылись в домах. И в щели дверей и окон стали наблюдать за тем, что происходило на площади, куда быстро приблизился Германик в сопровождении свиты. Наместник Востока, успокаивающе поглаживая рукой своего коня по выгнутой шеи, спросил Иуду, который наклонился над окровавленным Иешуа:

– Я вижу лицо этого человека. Оно доброе. Чем он мог вызвать гнев своих соплеменников?

– Вероятно, тем, Цезарь, что он вступился за блудницу.

– Я хочу расспросить его. Иуда, побеспокойся о нём и приведи ко мне.

И Германик последовал дальше, а народ, узнав наследника Тиберия, благодарный ему за то, что он, едва появился в Сирии, как немедленно снизил налоги, а так же милостиво принял многочисленных просителей-иудеев и удовлетворил их просьбы, с воплями приветствия выскочил на улицу. Начал бросать под ноги коня Германика пальмовые ветки и плотной галдящей толпой пошёл следом за ним. Благодарность народа пролилась и на того, кем заинтересовался Цезарь. Иешуа в мгновенье стал уважаемым человеком. Люди, те же, кто забивал его камнями, с плачем кинулись к нему, неся холодную воду в кувшинах, распахивая над его головой плащи, обмахивая бледное лицо Иешуа ладонями и ветками маслин. Уж кто-то рвал на себе одежду и волосы, со стоном восклицая: «Учитель, учитель! Не покидай нас!»

Взволнованные люди с напряжением вниманием следили за лицом Иешуа. И когда он открыл глаза, сотни иудеев исторгли из себя облегчённый вздох и со слезами на глазах бросились к нему. Мария из Магдалы, забытая всеми, стояла в толпе и расширенными глазами смотрела на юного трибуна…Странный, не ведомый до сего дня приятный холодок заструился у неё в груди, ослабляя её тело и пьяня мозг. У блудницы дрожали и подкашивались ноги, но она боялась опуститься на землю из страха хоть на мгновенье оторваться взглядом от Иуды. Её губы невнятно шептали: « Я, Иосиф Прекрасный в том саду, который словно Египет. И я, драгоценный рубин с золотой сердцевиной…»

Иудеи подняли на руки Иешуа и, целуя его одежду, осторожно посадили учителя на осла. Они вставали перед ним на колени, протягивали своих детей, прося благословить. Иешуа охотно брал детей на руки, и дети, чувствуя его добрую душу, льнули к нему. Он же благословлял всех.

Женщины осторожно отирали от крови лицо учителя, брызгали на него холодной водой, чистили одежду и кидар. Иуда, идя рядом с Иещуа, в изумлении спросил:

– Странный ты человек. Неужели в тебе нет жажды мести?

Иешуа показал ему младенца.

– Если он ударит меня своим кулаком, то разве я должен платить ему тем же?

– Но тебя убивали не дети.

– Они не разумные Божьи дети, Иуда.

– Откуда ты знаешь меня?

– Так тебя назвал твой начальник.

– Ты говоришь: они не разумные…

– Да.

– И ты способен вложить в них разум?

– Да.

Иуда с величайшим презрением на лице пожал плечами.

– Не понимаю тебя! Какой разум можно вложить в этот сброд, чтобы он перестал быть сбродом?

Трибуна слегка задело то, что этот человек – столь не похожий в своём поведении на других людей – не поблагодарил его за спасение: ни словом, ни жестом, ни взглядом.

– Учитель, ты как будто недоволен тем, что я спас тебя. Может быть, тебе не нужна твоя жизнь? И ты, как благочестивый иудей, мечтаешь о том, чтобы попасть в Царствие Божие?

– Если ты, Иуда, так прост, вот мои слова: я возлюбил тебя, Иуда, и моя душа ликует при виде моего спасителя.

Иуда вспыхнул лицом и, стараясь скрыть своё смущение, с насмешливой улыбкой спросил Иешуа:

– Значит, ты не спешишь на тот свет?

– У меня на земле немало дел.

– Ты проповедуешь слово Божия?

– Да.

– Но тогда почему на твоём таллифе не хватает много священных кистей…цициф. А кидар повязан не так, как требуют фарисеи. И где твои хранилища с Шемою? Если бы ты – странный человек – посмел в таком виде появиться в Иерусалиме, то вряд ли дожил бы до вечера.

Глаза Иешуа затуманились.

– Я пришёл издалека. А в Иерусалиме не был с детских лет.

– А я хоть и родился в Кариоте, но жил восемь лет в Иерусалиме. И видел, как секари – эти трусливые, гнусные убийцы – убивали людей только за то, что они чуть-чуть улыбнулись в день Пасхи, за то, что у людей была не в порядке одежда, за то, что они не кричали псалмы, входя в Храм.

Иуда скрипнул зубами, с ненавистью глядя прямо перед собой.

– Они подходят осторожно, пряча в руках свои кривые ножи. Дружелюбно смотрят на свою жертву, протягивают руку, угощают чем-нибудь вкусным, а потом молниеносно бьют в спину ножом так, чтобы сделать рану широкой. Человек падает на землю, а секари начинают кричать, что вот кто-то убил иудея. И оказывают ему помощь и клянут убийцу. А люди понимаю, в чём дело. И чтобы не быть убитыми, пронзительными криками хвалят Бога и остервенело кладут поклоны.

– Я знаю об этом, Иуда, – с печалью в голосе ответил Иешуа.

– И зная это, ты пойдёшь в Палестину таким, какой ты есть сейчас – в душе и виде?

– Да, Иуда, но перед этим я ещё должен о многом подумать.

В глазах трибуна заблестели слёзы. Он порывисто сжал руку Иешуа.

– Мне неизвестно, как ты проповедуешь слово Божия, но если бы я был простым иудеем, я бы посчитал за счастье быть твоим учеником.