Гнев терпеливого человека

Потом сотня была развернута в отдельный батальон, получивший название «Чернигов-1», и шагистики стало меньше, а боевой учебы – много больше. Но он не жаловался, и не жаловался никто, потому что впереди была настоящая, прекрасная, великая цель – уничтожить мерзкую Рашку. Отплатить москалям за века унижения и насилия над их всегда стремившейся к свободе, прекрасной родной Украиной… Когда началась международная операция «Свобода России», они выли, кричали от восторга, пили и бросали пустые бутылки в дома, чтобы разлетающиеся острые осколки показывали всему миру – вот так будет! Вот так! Название операции не могло ввести в заблуждение никого, даже самых тупых деревенщин: «миротворческая» – это означало, что Россия будет повержена. «Свобода» – означало, что русских будут убивать. Уже через две недели после очередного напряженного цикла подготовки, после очередных политических лекций, шедших в последние дни уже почти непрерывно, – их бросили в бой. На тентованных грузовиках батальон перебросили на самый восток страны, давить окопавшихся там предателей. Жечь книги на русском языке, отлавливать прячущихся по домам мужчин и женщин, имевших отношение к подавлению украинской свободы десятилетия назад, – и не желающих расплачиваться за свои преступления хотя бы сейчас. Именно тогда они впервые попробовали вкус настоящей крови, почувствовали радость риска и боевого товарищества… Кто-то пытался сопротивляться: в них, истинных украинцев, бывало, бросали палки и кирпичи из окон и из-за смешных самодельных баррикад. Случалось, даже смели в них стрелять. Они отвечали на эту подлость настоящим огнем, – и если местные жители не понимали, что их тупому и поганому москальскому языку, их бесполезному цеплянию за прошлое пришел окончательный конец, то огня становилось все больше и больше. Пока он не сжигал и окопавшихся на их земле москалей и их пособников.

А потом, после разгрома рашистского подполья, – их, победителей, уже обстрелянных бойцов, перевезли в саму Рашку. Это был, наверное, уже третий эшелон: как известно, смешные москальские вооруженные силы были разгромлены почти без какого-либо труда и за считаные дни. Смешно было даже предполагать, что рашисты на своих ржавых «газиках» и танках времен 50-х годов смогут долго сопротивляться блестящим стальным армадам цивилизованных стран. Здесь они, черниговцы, тоже пролили немало вражеской крови: за каждый подлый выстрел из-за угла, за каждый косой взгляд, за все. В общем-то, даже просто мужской пол и возраст 16–60 были поводом для пули, – а с женщинами они разговаривали другим языком… Дважды их передислоцировали, каждый раз все севернее. Миколай наконец-то разбогател, и все мечтал, как вернется домой победителем. И как его, героя, сразу сделают как минимум директором какой-нибудь конторы, на что он имел теперь очевидное право. Набранные евро, и устаревшие, но все равно котировавшиеся доллары, и золото он сначала хранил в своем вещмешке. Потом его дважды подряд обворовали, он устроил надежный тайник неподалеку от казармы, в развалинах сожженного панельного дома, и вот его набивал уже до упора. За все это время было сколько-то потерь, но немного, и их легко и быстро восполняли: в добровольцах в Украине недостатка не было.

А потом вдруг что-то постепенно начало идти не так. К июню не просто в батальоне, а конкретно в их роте произошли два суицида подряд, причем не просто суицида, а очень нехороших, с предсмертными убийствами, причем по сходному сценарию. Один раз солдат взорвал в палатке соседнего взвода две ручные гранаты: погибли сразу шесть человек, включая его самого. На несчастный случай это не было похоже, выжившие рассказали, что это была непонятная и неожиданная ссора на пустом месте. Он начал вдруг на всех орать, покрывать их оскорблениями, а потом выхватил из своей сумки гранаты и без колебаний выдернул оба кольца по очереди. Сумасшествие? Офицер из социально-психологической службы объяснял им, что такое «боевой стресс», упирал на стойкость и мужество, присущее украинским солдатам-победителям, ругал водку. А ровно через трое суток в его собственном взводе произошло ЧП такого же типа: стоящий в карауле солдат начал орать, топать ногами, зачем-то с криками бегать, держась обеими руками за голову. Над ним сначала насмехались, потом позвали лекаря и командира, попытались отобрать оружие. Тот сначала отбивался прикладом, потом открыл огонь. Микола смотрел на это со стороны и уже догадывался, к чему идет дело, – поэтому к моменту, когда прозвучала первая очередь, лежал в хорошем укрытии. Погибли три человека, включая самого близкого друга второго из свихнувшихся, – а потом тот без колебаний застрелился сам. Выкрикнув на прощание, что они все идиоты и ничего не понимают. Миколай долго раздумывал над этими словами и потом хвалил себя за то, что никому не признался, как они его впечатлили, если не потрясли.