Гнев терпеливого человека

Еще трижды дело кончалось проще: один совсем молодой солдат, из пополнения, целенаправленно разбил лицо старослужащему в какой-то совершенно рядовой истории. Вроде бы не поделили какую-то местную девку, что бывало – но потом он вдруг дезертировал с оружием. Слава богу, никого своего не убил, но несколько раз прямо в зеленой зоне, в окрестностях их батальонного опорного пункта находили на стенах гадкие надписи на украинском, которых раньше никогда не было. Сочли, что их пишет тот самый дезертир. Сверху приезжали, расследовали – без толку. Потом командира соседней роты госпитализировали как бы с белой горячкой, но про произошедшее там на самом деле у них среди солдат ходили очень нехорошие слухи. Поговаривали, что капитан что-то такое совсем уж неожиданное и странное ляпнул вышестоящим командирам, а пьянство – это был просто повод убрать его. Пьянством у них никого было не удивить. И еще что-то в этом роде случалось. Один сержант вдруг начал ходить в вязаной яркой шапочке с вышитым словом «РОССИЯ» и на все категорические приказы и возмущение собственных товарищей отвечал только глупым смехом. Его быстро куда-то убрали: здесь-то все было ясно. А один просто застрелился. Несколько дней ходил тихий, потухший какой-то, на вопросы или не отвечал, или коротко огрызался. А потом отошел подальше от всех и выстрелил в себя.

Вновь появившийся у них трепач из «социально-психологической» пришел к выводу, что все устали, и рекомендовал командованию временно вывести батальон из зоны «С». Командование же на очередном построении прилюдно объявило, что все они не устали, а просто зажрались и впали в свинство от безделья. И пообещало обеспечить их участие уже в самой настоящей войне – на востоке, где москали до сих пор, оказывается, дают всем желающим просраться. Как ни странно, заметного повышения дисциплины не последовало. Все как пили, так и продолжали пить. Несколько человек один за другим дезертировали, причем один оставил командиру взвода записку, которую даже никому из его собственных товарищей не дали прочитать, – сразу же уничтожили. Микола искренне не понимал, что происходит. Он был занят методичным, упорным накоплением денег, но, даже сконцентрировавшись на их поисках, не мог не заметить, как странно себя многие ведут. Молчат, мрачно думают, невпопад бормочут что-то себе под нос. Сначала он решил, что дело в наркотиках, но было реально непохоже. Потом ему пришло в голову, что придурок, который как бы «психолог и воспитатель» может быть в чем-то прав, и стресс все-таки важен. Но какой там стресс: они победили, сопротивление рашистских террористов было минимальным и больше развлекало и служило оправданием всем их действиям, чем наносило какие-то потери. А потом вдруг…

Миколай отлично помнил, как это случилось. Это было 2 сентября, всего несколько дней назад. Еще с середины дня он чувствовал себя паршиво и решил, что снова заболевает. Этим тоже было никого не удивить. Выпил горячего чая с сахаром, и потом отдельно еще разведенного в кипятке «Фервекса». Быстро уснул на своем вонючем матрасе, под бубнеж и ругань соседей по палатке. И проснулся в 2 или 3 часа ночи в холодном поту. Сел, как подброшенный пружиной, вытер холодную и липкую дрянь со лба и щек. В его голове будто бил барабан – так колотилось сердце. Мысль в той же голове была всего одна, но такая объемная и яркая, что от нее все болело, – так она распирала его мозг. Будто написанная прямо изнутри глаз огромными, сияющими буквами, она кричала: «ОБМАНУЛИ!» Кричала так громко, что он тоже закричал это слово, потом завыл, замотал головой, пытаясь сбросить невыносимое напряжение. Проснувшиеся соседи по палатке обругали его в несколько голосов, но он не унимался, кричал и выл, и его начали бить. Побежали за командиром взвода.