Гнев терпеливого человека

Вопрос расхождения между планами и реальностью был, разумеется, совершенно банальным. Война в подавляющем большинстве случаев идет не по плану, это нормально. Не просто важно, а критично своевременно и адекватно корректировать свои планы и свои расчеты. Анализ показывал, что у продолжающегося снижения плотности боевых порядков «миротворцев» имелись совершенно объективные причины. В происходящем были виноваты Франция – как бы мало ни были исходно задействованы ее сухопутные войска в операции, – а также, разумеется, Германия. Предательски бросившая союзников Франция и сделавшая то же самое под явно надуманным предлогом Германия. В результате некоторые боеспособные части приходилось снимать с «линии боевого соприкосновения» на медленно сжимаемых границах русского анклава. Прежде всего для того, чтобы надежно контролировать теперь французов и немцев. Были части, которые приходилось передислоцировать для того, чтобы занять гарнизонами остающиеся без контроля точки и зоны. Расположенные на всем этом огромном, невозможном, не умещающемся в сознании пространстве.

– Генерал, сэр!

– Ы?..

– Генерал Хэртлинг, проснитесь!

– Что за черт? Сколько сейчас времени? Что случилось?

– 02.45 местного… Русские нанесли удар.

– Что за бред? Опять русские вывели пару своих танков на поле боя? И меня стоит будить? Вы же знаете, во сколько я лег. Неужели не можете…

– Боюсь, что все хуже, генерал, сэр.

– Черт…

Тон у полковника однозначно был серьезный, и генерал-лейтенант Хэртлинг окончательно проснулся.

– Кто доложил?

– Центральный сектор.

Та территория, которую русские сумели удержать остатками своих вооруженных сил, оставалась источником головной боли, раздражения, потерь. Все более и более серьезных потерь, что теперь приходилось признавать всем. Дома, имена и портреты погибших военнослужащих в локальных и общенациональных газетах и телепередачах уже перестали привлекать большое внимание. Соответствующие им комментарии журналистов уже воспринимались просто как фон к местным новостям. «Погиб в бою» и «Пропал без вести в бою» являлись просто словами, устоявшимися аббревиатурами, знакомыми уже всем. Но за каждым таким словом стояли пехотинцы, убитые в перестрелках, убитые снайперами, убитые при артиллерийских, ракетных, минометных обстрелах. Экипажи, сгоревшие в стальных коробках гусеничных и колесных боевых машин. Авиаторы, погибшие со сбитыми самолетами и вертолетами. Военные и гражданские моряки, уходящие на темное дно каждого из трех океанов в нутре перекошенных от взрывов, пылающих остовов кораблей и судов. Которые перестали быть красивыми в одну секунду после взрыва боеголовки русской противокорабельной ракеты или торпеды… Саперы, связисты, ремонтники, мучительно пытающиеся удержать расползающуюся, буксующую систему снабжения. Все это объединялось одним словом: «фронт». Он сжирал все больше людей и ресурсов, и он потреблял деньги в совершенно невообразимых количествах, превосходящих всякие планы. Впрочем, на это страны – члены коалиции, готовы были идти. Понимание стратегической важности уничтожения России и захвата ее территории никуда не делось. И то, что потери оказались выше ожидаемых, и очевидно будут еще выше, было приемлемо до сих пор.

Было понятно, что вооруженные силы русских оказались сильнее, чем ожидалось. И также теперь было понятно, что моральная устойчивость русских оказалось намного, на очень много, в разы выше ожидаемого, расчетного. Вместо того чтобы сбросить с себя ярмо путинского режима и государственного контроля с надеждой вернуться хоть к какому-то подобию прежней жизни, русские шли в вооруженные силы. Оказавшись в «зонах урегулирования», на освобожденных «миротворцами» территориях, по мере своих скромных сил сопротивлялись. Жгли, ломали, портили технику, мосты, дороги – на это русские оказались мастера. И резали, вешали, травили тех, кого считали предателями и коллаборационистами. И убивали тех, кого считали не освободителями, а врагами. Шли не только в новые «формирования охраны порядка» под контролем демократических сил, но и в террористы.