Они бежали, задыхаясь, но позади так и не рвануло. Просто разгоралось все ярче и ярче, и вот-вот должно было начать трещать спекающимся боезапасом. Сколько «Ястреб» успел выпустить? Сколько из этого всего попало по людям? Тогда Николай не сумел даже предположить порядок – слишком дискретно все видел. Потом ему рассказали, что на самом деле не так долго все и длилось: минуты полторы максимум. Но несколько последовательных залпов неуправляемых ракет и сплошной огонь стрелковых установок прошлись по людям на земле, как газонокосилка… Двое из трех погибших и почти все раненые стали жертвами этих залпов и этого огня. Если бы не попавший наконец в цель гранатометчик, вряд ли кто-то уцелел бы… Чудо, просто чудо. Еще полминуты, и прикрывающая машина уделала бы и гранатометчика, и второй из пулеметов, и снайпершу, которая била в нее непрерывно и также без толку. Пара раненых, может, и уползла бы куда-то. Если бы повезло, так и он сам уполз бы. Но вряд ли.
Но это все же был не «Апач» или «Команч». Справились. Затоптали, как пещерные люди мамонта… И с относительно умеренными потерями, если считать абстрактно. Если не знать каждого погибшего и раненого в лицо. Если не знать, чего стоит каждому раненому его рана – и физически, и психически. Если не смотреть на рожи пленных, застреливших одного из разведчиков в упор и попятнавших еще пару. Но все равно взятых. Вопрос – зачем?
Доктора привлекли к допросу как хорошо знающего английский язык. «Меры воздействия» его совершенно не тронули, – всякое он уже видал, и за совесть свою, и за спокойный ночной сон не боялся совершенно. Это враги, и сюда они пришли не пряниками россиян угощать. Но его до мути и в глазах, и в животе впечатлило то, как они держатся и что говорят… Ну да бог с этим, он не хотел сейчас вспоминать такое, думать об этом. Знал, что придется, но пусть это будет потом. Сейчас Николай пытался отдохнуть, и все равно не получалось: натянутые в струну нервы продолжали разрывать его изнутри.
Отход после боя был быстрым, почти паническим. Было совершенно очевидно, что дравшиеся вертолетчики успели передать всем, кто их слышит, обо всем случившемся. И что сейчас взлетают и выходят с нескольких баз остро желающие поквитаться. А в худшем варианте, если с неба успели разглядеть попытку захвата, то и отбить своих. Десятки вертолетов, десятки маневренных групп. Десятки боевых пар и троек «гоблинов», – имеющих хорошую специальную подготовку бойцов, работающих по партизанам на своих двоих, пешим порядком. Этих вовсе не считали самыми опасными из всех, но в совокупности все три фактора были опасными до предела, смертельно. Кто-то наверняка будет с собаками. И на сто процентов в облаве будут участвовать все местные полицейские силы, какие только есть.
С подбитого вертолета даже почти ничего не стали снимать. Взяли бумаги, включая карты, взяли документы летчиков. Сам Николай снял аптечку. По приказу командира разведчиков рассчитались и тут же разделились натрое. Треть чуть задержалась на месте. Еще раз: снимать драгоценное тяжелое вооружение, включая М134, даже не пытались – слишком большие группа понесла потери. Взяли один М240 на замену потерянного собственного «РПК», остальное даже не тронули. Вынос тел своих убитых и, разумеется, эвакуация тяжелораненых были сочтены намного более важными. Зато из строя вывели все, что могли: дурное дело нехитрое. Не жадничая, подорвали двумя ручными гранатами приборную панель и еще двумя – двигатели «Ястреба». Того из двух, который был уделан на земле и который при желании вполне можно было восстановить. Побитость со всех сторон и кровища экипажа на стенах – мелочь. Теперь – только на металлолом.