Гнев Тиамат

Отец снова принялся следить за невидимыми жучками в воздухе. Лоб его разгладился. Даже если он слышал все и понял все, теперь его занимало что-то другое. Она поерзала, скрипнуло плетеное кресло.

– Я вернусь, – сказала она. – А если он изменится... Если ему станет легче…

– Я прослежу, чтобы вам немедленно сообщили, – пообещал Келли.

Она поднялась, чувствуя рассогласованность движений. Как будто она воздушный шарик с обрезанной веревочкой. Пока она шла к двери, Келли взял плетеный стул, собираясь вынести его из комнаты.

– Он был бы рад узнать, что вы приходили, – сказал Келли. – Не знаю, понял ли он, что вы здесь, но если бы понял, был бы рад. Я твердо верю.

Наверно, он хотел утешить, но Терезе было все равно. Она вышла, не поблагодарив, не обругав, она просто тупо переставляла одну ногу за другой, пока не покинула личные апартаменты отца.

В общественных частях Государственного Здания, где крутились шестеренки правительственных механизмов, по-прежнему кипела оживленная деятельность. Как в пчелином улье или термитнике, обитатели которого еще не знают, что их королева мертва. Никто не остановил Терезу, никто не посмотрел в глаза. Словно привидение, она прошествовала мимо и добрела до своих комнат. Хотелось лишь одного – запереться изнутри, заползти в кровать, молясь, чтобы уснуть без сновидений, и пусть сон перенесет ее в завтрашний день. Или позже. Куда угодно, только бы подальше от «сейчас».

Но когда она добралась к себе домой, дверь была открыта. На диване сидел полковник Илич. Он не поднял глаз, когда она вошла.

– Где Крыска? – спросила Тереза.

– В спальне. Ты пропустила урок этим утром, – сказал он приятным, нисколько не осуждающим и до тошноты фальшивым голосом.

Тереза сложила руки на груди:

– Я была с отцом.

– Похвально, но твой отец предпочел бы, чтобы ты выполняла свои обязанности. Все. В том числе обязанность учиться. – Илич встал, выпрямившись во весь рост, добавляя себе властности. – И завтракать.

– Я не голодна.

– Это не обсуждается. У нас…

– Опасные времена, – перебила Тереза. – Нестабильная ситуация. Мы должны блюсти наш внешний вид. Знаю. Все только об этом и твердят.

– Тогда прекращай вести себя, как мелкая паршивка, и делай, что положено.

Занятно, как изменилось сейчас его лицо. Она так привыкла, что он держит себя в руках, всегда профессионален и открыт, и дружелюбен. А тут – смятение, недовольно поджатые губы. Потом мелькнуло выражение удовольствия. Даже гордость. Всего на пару мгновений, но рассказать кое о чем успело.

– Ты, – отчитывал он, не давая ей рта раскрыть, – дочь высокого консула. Лицо всей семьи. Ты олицетворяешь стабильность империи.

– Да ваша империя в жопу катится! – выкрикнула Тереза. – Кругом все рушится. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Его голос снова затвердел, стал выдержан:

– Я хочу, чтобы ты ела. Я хочу, чтобы ты показывалась на уроках. Я хочу, чтобы ты всем и каждому излучала нормальность, стабильность и спокойствие. Таков твой долг перед отцом и империей.

Ее охватила такая ярость, что, казалось, еще немного, и тело воспарит над полом. Она не знала, что сейчас скажет. Не было ни аргументов, ни четко выработанной позиции, только переполняющий ее гнев.

– А тебе, значит, можно целыми днями рыскать по округе в поисках Тимоти? Тебе можно приглашать доктора Окойе вести уроки, ведь ничем важным она не занимается, то ли дело – добивать моих друзей? Ты со своими обязанностями тоже не справляешься, так что не тебе мне что-то указывать. Лицемер!

Илич посмотрел на нее, прямо в глаза, и усмехнулся. Потом протянул руку и погладил ей волосы, как она, бывало, ласкала Крыску, он даже почесал ее за ушами. Нежно и унизительно. Гнев Терезы испарился, сменившись стыдом. Лучше бы ее обуревал гнев.

– Бедное дитя. Так вот в чем дело? В шпионе? Это из-за него ты сходишь с ума?

– Я из-за всего схожу с ума, – буркнула она, но ярость уже ушла.

– Он не был тебе другом. Он был шпионом и убийцей. И прибыл сюда, чтобы убить нас. А та его пещера? Она должна была служить укрытием после подрыва портативной атомной бомбы. Гора являлась отметкой для эвакуационной команды.

– Неправда.

Он взял ее за плечо. Крепко, почти больно.

– Ты пропустила утренний урок. Мы это наверстаем. Тебе нужно кое-чему научиться.