Гнев Тиамат

Когда она вернулась в их комнаты, Фаиз бодрствовал. Сидя на краю кровати в мягкой хлопковой пижаме, бесплатно выданной им империей, он массировал новую ступню, как показал ему врач. На Элви он взглянул с беспокойством. Он тоже не сомкнул глаз с прошлой ночи, когда они вернулись домой замёрзшими, усталыми, и шокированными тем, что Элви оказалась пешкой в шахматной игре Холдена, в которой тот довёл её до последней клетки, и превратил в королеву.

– Ну и? Как там Трехо? – слегка саркастически, но с надеждой спросил Фаиз. – Мы изгнанники?

– Держи карман шире, – ответила Элви. – Может позже.

– Мы всё ещё можем сбежать и самостоятельно.

Он шутил только наполовину. Элви представила, как это будет. Они заберут «Сокол». Да любой корабль, на самом-то деле. И если вырвутся из Лаконии, откроются все пути. Сейчас у Трехо не хватит ресурсов для преследования. Они смогут отправиться в Солнечную систему, или в Бара Гаон, или в одну из развивающихся колоний. Оставят позади всю эту херню.

Только вот нечто прямо сейчас ищет способ уничтожить их разум. И нет лучшего места для борьбы с ним, чем здесь. Её тюрьма не Лакония, а тюремщик – не Трехо. Выбора её лишила тайна, которую обязательно надо было разгадать, и для этой работы она годилась лучше всего.

Она поцеловала своего мужа, нежно и в губы, а когда отстранилась, юмор исчез из его глаз. Они пробыли вместе так долго, успели побыть такими разными людьми. Элви знала, что изменения снова наступят. Открывалась новая глава её жизни. Все истории о страхе перед властями уходили в прошлое. Власти были сломлены. Она оставалась здесь, потому что сделала собственный выбор, и это меняло всё.

– Прости, – сказала она. – Я знаю, ты надеялся на джентльменское отступление в какое-то место, принадлежащее только нам двоим.

– Или одному из нас. Я не жадный.

– У нас этого не будет. Мне правда жаль.

Фаиз вздохнул, скрестил ноги.

– Нет так нет. Но у меня же по-прежнему есть ты?

– Всегда.

– Этого хватит, – сказал он, и похлопал по матрацу рядом с собой.

– Мне надо идти.

– Какие противоречивые сигналы.

– Я вернусь после работы.

– Сейчас ты веришь в то, что говоришь, но я тебя знаю. Обнаружится что-то интересное, ты задержишься до полуночи, а когда придёшь домой, окажется, что опять пора уходить.

– Возможно, так и будет.

– Вот почему ты всем нужна, – сказал Фаиз. – Вот почему ты нужна и мне. Когда вернёшься, найдёшь меня здесь.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Прости, что не смогли сбежать вместе.

– Может в следующей жизни.

* * *

Вселенная куда страннее, чем думаешь.

И не важно, насколько широко её воображение, насколько цинично, радостно и открыто, насколько предсказуемо или сумасбродно. Вселенная всегда страннее. Каждая мечта, каждая игра ума, какими бы богатыми и невероятными они ни были, неизбежно уступает истине.

Элви родилась в системе с единственной звездой и несколькими планетами. Начала изучать экзобиологию, когда та ещё была теоретической. Самой большой мечтой новоиспеченного доктора наук было получить научную стажировку на Марсе и, может быть, – вершина самых смелых надежд – найти там веские доказательства независимого развития жизни. Она не представляла задачи важнее и поразительней. В научную историю она вошла бы женщиной, обнаружившей живые структуры, пришедшие откуда-то, кроме Земли.

Теперь та мечта казалась исчезающе незначительной.

В лабораториях она завела долгую беседу с Очидой. Ей хотелось получить краткое изложение всех исследований: где проводятся, кто возглавляет проекты, что они думают по поводу экспериментальных схем. Даже после смерти Котразара она не вела себя, как глава собственных лабораторий. Теперь же это смотрелось естественно, и Очида не возражал, что, вероятно, было лучшим подтверждением.

Во всяком случае, он рассказал ей всё, что она хотела знать, а Трехо не послал своих охранников, чтобы утащить её в тюрьму. Так что она эффективно контролировала самый передовой исследовательский центр в истории человечества. Если десятилетия академической науки и научили её чему-то, так это тому, что власть означает политику.

– Мы кое-что поменяем, – сказала она. – Мы закрываем Загон.

Очида даже остановился. Указание Элви, что отныне всем научным командам предписывается ходить на руках, и то не изумило бы его больше.

– Но протомолекула... Поставки...

– Нам хватит, – сказала она. – Будет лишний повод собрать то, что осталось от строительных платформ.

– Но... заключенные. Что нам делать с ними?

– Мы не палачи. И не должны ими быть, никогда. Когда придут охранники, скажите им, что мы больше не принимаем переводы в Загон. Если Трехо хочет ставить людей к стенке, и расстреливать, я не могу его остановить. Но могу сказать совершенно точно – мы это не поддержим. И не будем строить на этом исследования. С данного момента все должны выразить осознанное согласие, или будут работать только с дрожжами.

– Это же... это будет...

– Скорость – не единственная мера прогресса, доктор, – По глазам Очиды было видно, что он не понял. – Просто сделайте как я говорю. Хорошо?

– Да, доктор Окойе. Если считаете, что так нужно.