Самолет с хвостовым номером девять по праву считался самым везучим в полку. Единственная машина, оставшаяся в строю с первых дней войны, довоенное производство! Мне не раз приходилось летать на ней, и каждый раз заново она удивляла своей легкостью в управлении и летучестью. Птичка! Но, что ни говори, — чужая. У каждой птички свой характер…
Сигнал. Запускаю моторы. Опробовав их на всех режимах, выруливаю на старт. Далеко впереди два створных ограничительных огня — направление взлета, предел полосы. Увеличиваю обороты до максимальных, набираю скорость. Огни несутся на нас, раздвигаясь и разгораясь. Пора отрываться, и вдруг… Опасное завывание. Раскрутка винта! Чуть промедли, и все, моторы разрушат сами себя…
Бросаю взгляд на приборы. Обороты превышают нормальный предел на пятьсот. Створные огни уже справа и слева…
Увеличиваю шаг винтов. Вой стихает. Подбираю штурвал. Мы в воздухе. С удовлетворением воспринимаю два четких толчка — сработали замки шасси. Все!
Да, сколько раз ни взлетай… А особенно на чужой машине. Как курсант, контролируешь каждое свое движение, каждую реакцию самолета: убрать шасси, закрылки, парировать крены, выдержать скорость, следить за высотой…
— На вой «юнкерса», правда, похоже? — нарушает мои размышления Прилуцкий. — Когда он пикирует.
— Точно, ага! Как еще наши зенитки не лупанули! Теперь можно шутить, а за те пять секунд… Будь мирное время, и сединой можно было вполне чуб украсить.
— Уж если сначала не повезет…
Да, Сиваш весь закрыт туманом. Выходим к морю. То же и тут. В десяти-пятнадцати километрах от берега — туман до самой воды. Вести поиск в таких условиях бесполезно даже и днем.
— Что будем делать, штурман? Может быть, в Севастополе бухты открыты?
— А ты думаешь, там еще что-то осталось?
— Посмотрим?
— Посмотрим.
У Севастополя — никакого тумана. Район Херсонесского маяка, бухты Стрелецкая, Круглая, Камышовая, Казачья полыхают разрывами снарядов, бомб…
— Ну вот, видишь, не опоздали!
— Да… Все зенитки из города сюда вывезли… Отражая налет наших дальних бомбардировщиков, гитлеровцы организовали четырехслойный заградительный огонь. Сплошной фейерверк! Но самолеты идут и идут… Вот один факелом врезался в воды Казачьей бухты, в лучах прожекторов промелькнул парашют. Должно быть, только одному удалось выпрыгнуть. И куда? Вся бухта кипит от взрывов…
— Похоже, мы мало что можем прибавить тут, командир.
— У нас свой счет, штурман. Какая разница, где? Все равно обмен выгоден: за торпеду — кораблик!
— Только в придачу еще самолет не отдай! Жестков тебе за свою птичку…
Но зениткам противника не до нас. Лупят вверх, где густо висят бомбардировщики дальней.
В отблесках взрывов и пожаров выбираем цель в Казачьей бухте. Снижаюсь до тридцати, выхожу на боевой.
— Сброс!
Только тут замельтешили шары «эрликонов». С набором высоты разворачиваюсь в сторону Херсонесского маяка. Жуковец докладывает:
— Торпеда сработала! Вижу взрыв и столб дыма. Баржа горит!
— Юго-западнее маяка, в километре, вижу еще три, — докладывает штурман. Курс — от бухт.
— Драпают, гады! Уже нагрузились. Жаль, мы их раньше не обнаружили…
— Успеем еще догнать утром!
— А праздник?
— До праздника тут…
Приземляемся перед рассветом. Немировский все еще на КП.
— Противник стянул много плавсредств к Севастополю и Херсонесу…
— Видели.
— Предстоит жаркий день. Отдохните часа четыре и приезжайте. Задание получите сразу. Вот так…
На нашем счету «Тейя»
Шли последние дни боев за освобождение Крыма. Севастополь был наш, остатки разгромленной немецкой группировки отступили на мыс Херсонес и отчаянно оборонялись, прикрывая эвакуацию своих войск морским путем. Поздно вечером 9 мая майора Буркина и подполковника Мусатова вызвал к аппарату командир дивизии: завтра к рассвету всем составом обоих полков быть в готовности к нанесению ударов по плавсредствам противника, готовящимся к выходу из бухт Севастополя.
Рано утром воздушная разведка донесла: из Казачьей бухты вышел конвой в составе сорока четырех единиц, курс двести семьдесят. Второй конвой обнаружен в трех-пяти километрах западнее Херсонесского маяка: шестнадцать плавединиц, среди них два груженых транспорта водоизмещением свыше трех тысяч тонн.
Такого нам еще видеть не приходилось.
Соответственным было и решение командования: к разгрому отступающего врага привлекалась почти вся авиация Черноморского флота. Общий замысел: выполнить задачу несколькими массированными ударами групп торпедоносцев и топмачтовиков во взаимодействии со штурмовиками и пикирующими бомбардировщиками.
С восходом солнца наши соседи были уже в воздухе. Об этом первом ударе рассказал потом Володя Ерастов.
В пятидесяти километрах юго-западнее Севастополя их группа обнаружила конвой, состоящий из транспорта в три тысячи тонн, десяти быстроходных десантных барж и шести сторожевых катеров. Вражеских истребителей над ним не было. Командир полка подполковник Мусатов, лично руководивший боем с самолета управления, приказал потопить до предела нагруженный живой силой и техникой транспорт.