Гнёзда Химер

— Чего мы точно не станем делать, так это брать тебя на ручки и относить в кроватку, в которой тебе так хочется проснуться и тут же забыть обо всем, что с тобой случилось, — хмыкнул он. — Тебе придется добираться туда самостоятельно, это правда. А доберешься или нет — не наше горе, это тоже правда. Но вот указать путь — пожалуйста! Собственно говоря, это наша работа…

— И что это за путь? Он будет долгим? — Только сейчас я понял, что у меня глаза на мокром месте: этот неприятный дядя вернул мне все, что осталось от моей рухнувшей надежды. Не так уж много, но этого оказалось достаточно, чтобы возвратить меня к жизни со всеми вытекающими последствиями.

— Не таким уж долгим: гораздо короче, чем твоя коротенькая жизнь, — оптимистически ответил он. — Собственно говоря, в твоем распоряжении всего двести двенадцать дней — ровно столько осталось до конца года. В конце каждого года мир Хомана делает выдох и избавляется от всего лишнего, в том числе от незваных гостей вроде тебя. Если успеешь убраться домой — молодец, не успеешь — тебя заберут Гнезда Химер.

— А оттуда уже никак нельзя выбраться, из этих ваших Гнезд? — упавшим голосом спросил я.

— А кто его знает… Вряд ли. Эта ловушка — одна из разновидностей смерти. Ты часто слышал, чтобы кому-то удалось воскреснуть? Если такое и случается, то очень редко, и не с бродягами вроде тебя, а с могущественными божествами, и не следует рассчитывать, что это чудо произойдет именно с тобой!

— А почему Таонкрахт и его приятели до сих пор живут в вашем «замечательном и справедливом» мире Хомана? — недоверчиво спросил я. У меня снова случился приступ блаженной подозрительности. «Они пугают меня, как армейские сержанты новобранца! — с надеждой думал я. — Сейчас придет какой-нибудь „лейтенант“, построит этих умников, немного надо мной посмеется и прояснит ситуацию!»

Но таких радостей мне пока не светило. Судя по всему, здесь просто не было никаких «лейтенантов», в чьи обязанности входит брать под защиту перепуганных новичков…

— Таонкрахт и прочие альганцы — не тебе чета! — серьезно сказал бровастый. — Эти люди — путешественники, а не бродяги, они пришли сюда по собственной воле, с открытым сердцем и сразу полюбили этот Мир. Они не смотрели с ненавистью на новое небо над своими головами, не плакали и не просились обратно, даже те, чьи тела были изуродованы во время путешествия. Видел небось среди них двухголовых?

Я молча кивнул, и он продолжил:

— Альганцы сразу пришли в восторг от лесистых равнин Мурбангона, и даже сейчас, когда их настигло какое-то древнее проклятие и их дела покатились под гору, а дни сочтены, они каждое утро начинают с благодарности своему выдуманному богу — за то, что он якобы создал для них эту прекрасную землю. Глупо, но трогательно… Поэтому наш Мир не стал избавляться от них. Тебе же говорили: Хомана — справедливое место. Здесь на любовь отвечают любовью, а тот, кто желает уйти, не останется с нами надолго… И учти: если сейчас ты испугаешься и решишь, что от добра добра не ищут, и потратишь драгоценное время на признания в любви к нашему Миру, это тебе не поможет. Хомана — не глупая девчонка, которая верит словам. Она читает в твоем сердце, а сердечко-то твое все время твердит только одно: «Прочь отсюда!»

— Это правда, — растерянно согласился я.

— А то! — хмыкнул он. — Я вот все жду, когда ты начнешь расспрашивать нас про путь…

— А вас надо расспрашивать? Я думал, вы сами расскажете…

— Вот дурной! Кому это нужно: нам или тебе? Посмотрите, какой выискался! — Вурундшундба вдруг взял сварливый тон пожилой официантки из дешевого придорожного кафе.

— Хорошо, — вздохнул я. — Просветите меня, пожалуйста, о великомудрые господа, в каком направлении должен я устремить свои стопы, недостойные привилегии попирать эту восхитительную землю…

— Не выпендривайся, — спокойно посоветовал один из них. — Нам не смешно, а время уходит.

— Ну тогда просто скажите, что мне теперь делать?

Я внезапно почувствовал себя смертельно усталым. У меня больше не было ни сил, ни желания выяснять отношения с этими неприятными типами.

— Вот с этого следовало начинать! — Кажется, Вурундшундба всерьез обрадовались, что я согласился играть по их дурацким правилам.

— Видишь ли, можно сказать, что тебе повезло, — один из них подошел ко мне так близко, что я зябко поежился от соседства с его тяжелым, сильным и каким-то очень уж чужим телом. До сих пор мне казалось, что большинство обитателей этого Мира принадлежит к тому же биологическому виду, что и я сам, — кроме разве что сияющих подземных жителей, великанов Ургов и кошмарных болотных жителей Грэу и Бэу: и те, и другие внешне здорово отличались от людей. С Вурундшундба было сложнее: они выглядели вполне традиционно, нормальные человеческие существа, но этим их родство с людьми, пожалуй, и ограничивалось.