Еще Уолтер хотел немедленно усадить Нору и Луизу и обсудить с ними «финансовые обстоятельства» ближайших лет и то, что это означало в плане колледжа, – с его точки зрения, девочки могли пойти только в государственные. Мелоди отказывалась. Некоторые семьи летом ездят в отпуск; Мелоди же загрузила девочек в машину, и они отправились в тур по колледжам. Посетив один, они шли обедать в какое-нибудь симпатичное место, осматривали городок, сверяли заметки о том, что видели. Они составили список! Досягаемость, вероятность поступления, предпочтения – и последними в каждой категории шли частные колледжи, на которые требовались умопомрачительные деньги.
Когда Вивьен Рубин однажды позвонила, пока Уолтер был на работе, и сказала, что у нее есть два неплохих предложения, оба платят наличными, Мелоди не стала паниковать. Она минутку подумала, а потом велела Вивьен сделать встречное предложение. Сумму она назвала совершенно несуразную.
– Ты уверена? – спросила Вивьен. – Уолтер за?
– Безусловно.
И не соврала, сказала она себе, повесив трубку, со спокойствием и непонятным оптимизмом. Это поле битвы. Генералы знают, когда не сдавать позицию, а когда прибегнуть к стратегическому маневру, когда отступать, а когда идти в атаку. Это война, и она не сдастся. Пока нет. До тех пор, пока не увидится с Лео.
Глава двадцать шестая
Оставив Томми несколько голосовых сообщений, на которые тот не ответил, Джек просто однажды появился у него на пороге – как Томми и боялся.
– Знаете, у вас могут быть серьезные неприятности из-за этой вещи, – сказал Джек, когда Томми нехотя открыл дверь – только после того, как тот помахал у него перед носом распечатанной новостной заметкой о статуе.
Томми какое-то время отрицал, что статуя из заметки – та самая, что стоит у него дома, но потом что-то в нем сломалось, какая-то решимость, медленно размывавшаяся последние десять лет. Он устал. В унынии он опустился на складной стул в прихожей.
– Кто, вы говорите, вам ее подарил? – спросил Джек.
– Жена, – произнес Томми, глядя в пол. – Жена мне ее подарила…
– Хватит нести чушь, – сказал Джек. – Мне правда все равно, как вы
Движение Томми было таким быстрым и мощным, что Джек не понял, что происходит, пока не оказался прижат к стене с предплечьем Томми под подбородком. Он не мог говорить. Дышать было тяжело.
– Я ее не крал, сволочь ты поганая, – прорычал Томми; его лицо было так близко, что Джек видел полоску щетины на верхней части скулы, которую Томми пропустил сегодня утром, когда брился.
Томми повторил, слегка брызгая слюной Джеку в лицо при каждом слове:
– Это подарок моей жены.
Джек с удивлением обнаружил, что где-то в глубине его памяти хранится прием, которому их учили, когда он был членом
– Господи, – сказал он едва слышно. Снова сел, посмотрел на свои руки, словно они чужие. – Что со мной стряслось?
Он повернулся к Джеку.
– Это подарок, – сказал он, роняя голову на руки и всхлипывая. – Это подарок моей жены.
Джек оказался в своеобразном положении: он заваривал Томми чай. Порылся в кухонных шкафах, обнаружил печальный набор, купленный, видимо, Томми (растворимый суп, рамен, коробки макарон с сыром), и то, что явно принес кто-то другой (банки органического чили, пакет киноа, ромашковый чай), усадил Томми за кухонный стол. Томми вывалил всю историю почти без расспросов, и Джек понял, что, как ни странно, сочувствует ему. Бедолага. Действовать нужно было бережно.
Джек высказал свое предложение, налил еще чаю, открыл пачку затхлых ванильных вафель и стал ждать, что Томми ответит.
– Не знаю, – сказал Томми. Он смотрел на закрытые дверцы шкафа, за которыми жила статуя. – Не знаю.
– Можете мне доверять, – заверил Джек. – Я не стану ничего предпринимать, пока вы не скажете, что готовы. Поймите, если кто-нибудь узнает…
– Понимаю. Поверьте, мне кошмары снятся, что я умру и дочкам придется с этим разбираться.
– Если хотите ее оставить, я пойму.