Гнездо аиста

– Я тебе сделаю! Пойдемте лучше коктейль сделаем вместо всяких гуттаперчевых мальчиков.

Мальчишки разом завизжали от восторга и, отталкивая друг друга, помчались на кухню, но Тоня строго спросила, не двинувшись с места:

– А папу не будем ждать? Он тоже любит коктейль.

– Папа сегодня поздно вернется, – убежденно ответила Зина и протянула дочери руку.

Но Иван пришел домой, когда дети еще только укладывались спать. Потискав каждого по очереди, он прошел к Зине и, растянувшись рядом на мягком диване, прижался к ее плечу холодным носом:

– Занька… Ну, мир?

– Еще бы, – отозвалась она, не отрывая взгляда от книги. – Не будем же мы устраивать войну в собственном доме!

Жалобно вздохнув, Иван пообещал:

– Если ты так категорично настроена, я придушу собственный замысел.

– Это ты о чем?

– О ночном шоу, конечно. Но это было бы здорово… Никакой похабщины!

– Девочки не хотят в этом участвовать. Не можешь же ты их заставить!

Он неподдельно удивился:

– Почему это не могу? Захочу и заставлю. Тоже мне – проблема!

– Ты никого не уважаешь, – процедила Зина и звучно перелистнула страницу.

Расслабившись, он от души расхохотался:

– Ну ты сказала! Как можно уважать ножки и попки?!

– Если ты не видишь остального, то это не их вина.

– Моя, значит?

– А это спорно?

Она закрыла книгу и наконец посмотрела на него. В голубизне его глаз поблескивала одна лишь безмятежность.

– Иногда мне даже не верится, что это ты поставил все наши спектакли, – сказала Зина, ощутив прилив незнакомого страха.

– А что такое? – лениво поинтересовался Иван и устало потер глаза. – Ой, спать хочу… Давай укладываться, а? Детей я уже чмокнул.

– Давай, – согласилась Зина и вдруг замерла, настигнутая той надеждой, которая, как невидимая нить, скрепила весь этот странный день: «А если мне все же приснится тот сон? Почему его послали только ему? Я хочу увидеть это… Я так хочу… Он говорил, что я была там счастлива…»

Глава 12

– Ох, Клим, какой из вас психиатр? Вы же сами… – она хохотала, по-девчоночьи прикусывая косу, и, озираясь на детей, возбужденно шептала: – Люди подумают, что мы – целое семейство, сбежавшее из сумасшедшего дома!

Он смеялся с ней вместе, боясь отвернуться хоть на секунду, чтобы не потерять то единственное, что заставляло его поминутно твердить про себя: «Я счастлив… Я счастлив…» В течение этого утра Клим то и дело удивлялся, почему людям никогда не удается уловить этот момент абсолютного счастья, и только отступив в прошлое, он проявляется из черноты, как фотография с негатива. А ведь этот миг так ощутим и выпукл, что его может заметить и незрячий, если другие чувства не покинули его…

«Ведь вот оно – счастье… Как же можно его не почувствовать, если от него покалывает в носу и слезится в глазах? Она рядом… Счастье – это самое простое и доступное, что только создано Богом… Нужно лишь уметь оценить эту простоту. Она рядом».

Клим говорил это себе и каждый раз добавлял: «И ее дети». Для этого ему не приходилось прикладывать никакого усилия, в этом напоминании не было ничего натужного, но все же началом начал оставалась Зина. Ослепительно вспыхнувшее солнце его выхоложенной одиночеством Вселенной…

Ему нравилось, как она смеется – не столь заразительно, как ее муж, а скорее упиваясь своим весельем, как ребенок, всем своим существом доверяющий взрослому, который держит его за руку. Смеясь, Зина все время заглядывала ему в лицо, и то, что Климу тоже было весело, отражалось в ее глазах, делая их солнечными.

– Клим, я не выступала во дворах со времен школьной агитбригады! – оправдывала Зина свое волнение и в ужасе делала круглые глаза.

– Так вас и сейчас можно принять за старшеклассницу! – радостно лгал он, зная, что ей это будет приятно.

– Да уж, конечно! Вы такой льстец, сударь… Это здорово. Мне уже давно вот так, мимоходом, не делали столько комплиментов.

Клим не поверил:

– Да быть не может!

– Правда. После спектакля их хоть отбавляй! А потом я словно перестаю существовать.

Его тянуло спросить про Ивана, но Клим не хотел провоцировать ее на откровенность, о которой Зина потом пожалеет. Ему даже понравилось, как яростно она осуждала себя на следующий день после пикника. Это вселяло уверенность, что и о нем Зина не скажет за глаза ничего дурного.

Словно почуяв, о чем он думает, Зина задорно сказала:

– Знаете, я не удивилась бы, если б Иван отправился выступать по дворам. Он все-таки артист. Ему сам Бог велел. Но вы-то, Клим! Врач… Серьезный человек! Такой серьезный… Вы-то как поддались на эту авантюру?

Он строгим голосом напомнил:

– А вы забыли, что в юности я барабанил по кастрюлям?

Она опять по-девчоночьи ойкнула:

– Правда, забыла! Слушайте, надо было нам по-быстренькому соорудить шумовой оркестр! Знаете, когда на стиральных досках играют, на ложках…

– Ко мне потом никто лечиться не пошел бы.

– Да ну! Психиатры же все немножко сумасшедшие!

– Откуда вы знаете? У вас уже были психиатры? – он спросил вроде в шутку, а, дожидаясь ответа, замер всерьез.

Уловив это, Зина строго ответила:

– Что значит уже были? Вы же знаете, что никого не было! Да и сейчас нет.