Гнездо аиста

— Вы только представьте себе. Созвали мы у Валента районный актив. Целый час ждали, пока соберутся. Половина сельских активистов вообще не явилась. А потом… послушали бы вы жалобы этих слюнтяев. У них нашлись тысячи отговорок, почему они еще не подали заявления в кооператив. «Жена не хочет», — заявил, например, Колесар, член районного комитета партии. Но что было бы, если бы большевики в России в семнадцатом году спрашивали у своих домашних: «Можно мне идти?» — когда партия призвала к вооруженному восстанию? А наши чертовы мужики прячутся за бабьи юбки. Заткнула их подолами себе уши, чтобы не слышать, как партия призывает ускорить коллективизацию… Подумать только — и это говорит член районного комитета партии! — повторил раздраженно Врабел. — Что может быть отвратительнее! Ведь это же предательство! — кипятился он. — Но самое худшее произошло под конец. Актив принял решение, чтобы те, кто еще не подал заявления, остались и бюро районного комитета проведет с ними собеседование. Из девятнадцати человек осталось пять, а подписали заявление только двое…

— Это позор. По-зор! — крикнул Бриндзак. — Я бы отобрал у них партийные билеты!

Врабел поглядел на него — лицо Бриндзака выражало суровое осуждение.

— Именно это я и сделал, — сказал Врабел. — Двое отдали мне их, один, правда, швырнул свой билет на стол, словно кость собаке: «Вот он — на, бери!» А третий… Знаешь, что он сделал? — обращаясь к Гойдичу, спросил Врабел. — Он сказал мне: «Даже самому господу богу не отдам партийный билет». Вот так и сказал: даже самому господу богу…

— То, что произошло у Валента, — очень серьезно, — заметил Гойдич. — Не хотел бы я быть на его месте.

Врабел посмотрел на него грустно и устало.

— Я тебя понимаю. Хотя… выполняя самые трудные задания партии, всегда что-то приобретаешь и для себя…

— Теперь вот и выясняется, кто чего стоит и что было у каждого из них на уме, когда они пролезали в партию, — сказал Бриндзак. — Я бы всех их — крыс этих — вывел на чистую воду.

Гойдич сжал губы. Ах ты скотина, подумал он. Боже, до чего же станет хорошо, когда ты уберешься отсюда! Посмотрим, как будет обстоять дело с тобой в области. У тебя ведь и там полно знакомых, будь ты проклят…

Врабел поднялся, подошел к окну и уставился в темноту. Потом направился к карте области.

Зачем он, собственно, приехал? — спрашивал себя Гойдич. И вдруг испуганно встрепенулся. Боже милостивый, только бы не потребовал от меня людей для Валента…

— Бриндзак прав, — сказал Врабел. — Чтобы поле было чистым, надо с корнем вырвать сорняки. Партию необходимо очистить, просеять через сито… Но кто останется в сите?.. — В голосе его прозвучала тревога. — Столько людей, столько членов партии теперь изменяют ей. Не выполняют того, что партия от них требует и что так необходимо. Не понимаю, как можно быть такими наглыми и подлыми. Вот спроси меня, сколько людей из тех, с кем я сталкиваюсь, могут изменить делу партии, и мне не хватит пальцев, чтобы сосчитать их.

Гойдич задумчиво смотрел перед собой. На душе у него становилось все тревожнее. Но ведь эта карта могла бы тебя немного успокоить, думал он. Ты видишь густую сеть приколотых к ней красных флажков. Ими обозначено будущее. Все помеченные ими села уже сдались, и мы могли поднять там красный флаг.

Тридцать пять кооперативов в районе, именно тут, в низине, где самая плодородная почва. Это уже целая зона! Разве не так же делали мы во время войны? Отмечали флажками на карте, где проходила линия фронта. Тридцать пять флажков на оранжевом пятне карты, которое означает Горовецкий район! А сколько ты, Врабел, насчитал бы их на коричнево-желтом у Валента? Неужели ты не будешь доволен положением дел у нас? Тебе все еще мало того, чего мы добились на нашей земле, которую истоптали этими вот сапогами… Порой даже краснея от стыда. Потому что сапоги были слишком грубыми, не по мне. Но я понимал, что мы — составная часть человечества и не должны допустить, чтобы будущие поколения проклинали нас за малодушие, когда дело шло о перестройке жизни.

Несколько секунд в кабинете стояла тишина. Ее нарушил Врабел.

— Послушай, Иожко, — сказал он, — вам никогда не приходило в голову, что надо было бы передвинуть фронт, подтянуть его вверх?

Гойдич замер. Горечь кофе, выпитого им прежде, не смыла даже паленка. Эта противная терпкая горечь ощущалась во рту и в желудке, проникла даже в сердце.

— Нет. У нас и так забот полно — осенняя пахота и сев, — ответил он. — Мы теперь думаем о том, как разместить в хлевах скот и начать по-настоящему работать с кооперативами. Ничем другим мы уже заниматься не можем.

— Гм. Но там — наверху, на холмах, — время еще есть. У Валента только убирают… Вот, посмотри сюда. — Врабел показал пальцем на дальний угол их района, примыкающий к району Валента. — Если вы это сделаете, тогда у них будет надежный тыл и фронт кооперативов начнет продвигаться все выше.

Гойдич, казалось, потерял на мгновенье над собой контроль. Он сжал ладонями лицо и закрыл глаза.

— Хотя бы это ты должен сделать для Валента, — сказал Врабел.