Гностики, катары, масоны, или Запретная вера

Если поиски возможности подобного преображения покажутся нам сегодня достаточно странными, то надо вспомнить, каков был религиозный фон исторической жизни Европы того времени. Катары и католики расходились между собой по многим вопросам, но их взгляды на сексуальную жизнь были замечательным образом схожи: они считали ее злом. По мнению катаров с их манихейским наследием, секс приводил к тому, что искры Света удерживались в заточении во Тьме материи, тогда как для католиков он представлял собой прискорбную необходимость, позволявшую человеческому роду сохраняться в этом падшем мире. Исходя из разных мотиваций, обе религиозные группы стремились поставить во главу угла идеал поведения, предполагавший отсутствие проявлений сексуальной природы человека в отличие от демонстрации более чистого начала в нем.

По мнению Дени де Ружмона, представленному в его книге «Любовь в Западном мире», куртуазная любовь явилась прародителем романтической любви — какой она нам известна сегодня. Куртуазная любовь, определяющаяся принципиальной недоступностью возлюбленного, служила тем источником вдохновения, благодаря которому были созданы трагические сказания о Тристане и Изольде, истории о Ланцелоте и Гиневре в романах об Артуре. Позднее этот же импульс найдет свое выражение в трагедиях Шекспира, Корнеля и Тасина и достигнет своего апогея в произведениях романтиков, возвеличивавших обреченную страсть. «От желания к смерти через страсть — этот путь избрал для себя европейский романтизм; и мы все избираем этот путь до той степени, до которой мы можем это себе позволить, — конечно, бессознательно — имеется в виду целый набор обыкновений и манер, символика которого была разработана в лоне куртуазного мистицизма», — пишет де Ружмон.

Несомненно, де Ружмон преувеличивает суть дела. Романтическая любовь, по-видимому, может считаться универсальной. Во многих культурах, находящихся в стороне от магистрального западного пути, присутствует эта меланхолическая тональность, порождаемая сплетением любви и фатальности. Тем не менее де Ружмон, по-видимому, прав в одном отношении. Величайшие любовные истории, родившиеся на Западе, повествуют именно об обреченной любви. Тристан и Изольда не замыкают этот цикл, так же как не замыкают его истории, где фигурируют Элоиза и Абеляр, Ромео и Джульетта, Живаго и Лара и еще множество других великих любовных пар, представленных в истории и литературе. Де Ружмон утверждает, что это торжество трагического привело к повсеместной неудовлетворенности более однообразной, но и более стабильной подосновой семейной жизни, в результате чего, по его словам, ныне брак покоится на весьма шатком фундаменте.

Едва ли можно утверждать, что все сложности современных любовных отношений восходят к результатам деятельности трубадуров или их литературных наследников. Наши современные болевые точки — точно так же, как и проблемы минувших эпох, — по-видимому, отсылают нас к чему-то более глубокому в пространстве человеческой природы, проявляющемуся, например, в той неудовлетворенности, что проступает в нас в самые непредсказуемые моменты и по самым произвольным мотивам, — побуждая нас презирать знакомое и тосковать по далекому. Это далеко не новая конфликтная ситуация, она в изобилии порождала и самое лучшее, и самое худшее в человеческой жизни в целом и в любви в частности.

Крестовый поход против альбигойцев

Движение катаров на Западе достигло своего полноводного уровня примерно в начале тринадцатого века. Начало его заката может быть отнесено ко времени восхождения Иннокентия III на папский престол в 1198 году. Более чем какой-либо папа до или после него, Иннокентий III был захвачен идеей консолидации власти, как светской, так и духовной: вся его папская деятельность сводилась к попыткам возвысить свою власть над властью рядовых земных монархов. Прилагая все усилия для создания глобальной теократии, он вознамерился уничтожить дуалистические ереси, угрожавшие религиозному единству Европы.

В 1199 году Иннокентий послал миссию, состоявшую из цистерцианских монахов, в Лангедок — вести проповеди, направленные против катаризма. В последующие годы был направлен еще ряд миссий, возглавляемых клириками, в числе которых находился и Доминик Гусман, основатель доминиканского ордена. Вообще истоки образования ордена восходят к усилиям Доминика по обращению еретиков Лангедока в те голы. Иннокентий также потребовал от французской аристократии подавления катаров, но многие представители знати Лангедока — в первую очередь Раймунд VI, граф Тулузский, — отказались повиноваться. В 1207 году Иннокентий отлучил Раймунда от церкви. В следующем году, когда в Лангедоке был убит папский легат, Иннокентий организовал крестовый поход против катаров, обычно именуемый крестовым походом против альбигойцев (поскольку катары также были известны под именем альбигойцев).